Из Курска в Рим. Воспоминания - Виктор Иванович Барятинский
После довольно бурного перехода, заставившего нас очень беспокоиться об участи эскадры, мы приходим 22—го числа в 11 ч. вечера в Севастополь и отдаем якорь очень близко от Графской пристани. Весь город был погружен в сон, и слышно было только перекликание часовых. Будучи в карантине, мы не можем отправить шлюпку на берег.
Наконец, мы слышим приближающуюся к нам шлюпку, и Корнилов словесно приказывает находившемуся на ней офицеру явиться к князю Меншикову и донести, что турецкая эскадра уничтожена, а что наша не потеряла ни одного корабля и находится на пути в Севастополь. Обрадованный известием офицер просит у Корнилова разрешения прокричать «ура» со своими гребцами и возвращается на берег. Через несколько минут мы слышим десяток голосов офицеров, возвращавшихся из клуба, кричащих «ура», что есть мочи, в ночной тишине.
Известие быстро распространяется, так как команда ошвартовленного у берега парохода покидает койки и восторженно кричит «ура». Мы ждем ответа кн. Меншикова, и чрез полчаса является Краббе[411] и от имени кн. Меншикова приносит поздравление — вот и всё.
23 ноября в 9 утра кн. Меншиков на основании своих полномочий выпускает Корнилова со штабом из карантина, пароход же остается еще несколько дней под желтым карантинным флагом. Утром нас уведомляют, что наша эскадра видна, держащая на Севастополь. Всё население при этом известии устремляется к пристани, садится на шлюпки или располагается у берега. Как нарочно, была дивная погода. Все пароходы высылаются для буксировки, и вскоре эскадра входит в рейд с Нахимовым во главе. Корабли носят еще свежие следы выдержанного боя, у некоторых недостает стенег, у других рей, и на всех виднелись ядерные пробоины, которые не успели заделать. В это время народ на берегу кричит «ура» и кидает вверх шапки, команды со всех стоявших на рейде судов взбегают на ванты и реи и оглашают воздух криками, на которые отвечают восторженно команды с победоносной эскадры. Как только эскадра стала на якорь, она тотчас окружена массой шлюпок с офицерами и женщинами, торопящимися приветствовать и поздравить отцов, мужей, братьев и сыновей.
Князь Меншиков отправляется на катере и держится под кормой корабля «Великий Князь Константин». Корнилов за ним следует, и я его сопровождаю. Нахимов в виц—мундире с кивером на затылке стоял на кормовом балконе корабля «Великий Князь Константин». Князь Меншиков с катера поздравляет его с победой. Нахимов отвечает, что не могло быть иначе и что для него особенно приятно видеть, как отлично действовали офицеры и матросы при починке в столь короткое время повреждений на кораблях, чем они себя выказали отличными моряками.
Князь Меншиков возвращается на пристань, а Корнилов остается, долго разговаривает с Нахимовым и, между прочим, просит его отправить князю подробное донесение о сражении. Нахимов отвечает, что подобная работа ему не столь привычна и упрашивает Корнилова принять этот труд на себя. Затем мы объезжаем вдоль всей эскадры, и Корнилов у каждого командира осведомляется о нуждах их кораблей. Несчастный Нахимов вынужден выдержать со всей своей эскадрой шестидневный карантин. В тот же день князь Меншиков предлагает мне отправиться в Тифлис с депешами, извещающими князя Воронцова о Синопском бое, имевшем для него большое значение, так как у нас были довольно веские причины полагать, что разбитая нами турецкая эскадра предназначалась для высадки войск в Сухуме или Редут—кале.
Я очень обрадован этим поручением, так как оно дает мне случай повидаться с братом Александром.
Перед отъездом я являюсь к князю Меншикову. Он в отличном расположении духа, долго со мной говорит и поручает передать поклон кн. Воронцову и Александру, а также передает свою депешу на имя кн. Воронцова. Выезжаю в легкой коляске. На пути заезжаю на короткое время в Феодосию к Айвазовскому, описываю ему Синопский бой и передаю сделанный мною рисунок[412]. Он в восторге и от счастливой вести, и от мысли написать картины, которые передадут потомству изображение славного подвига нашего флота. Многие из жителей Феодосии, расслышав о привезенном мною известии, прибегают к Айвазовскому с громкими выражениями своей радости, так как они с самого начала войны боялись нападения неприятельских судов на свой почти беззащитный город.
Уже солнце зашло, когда я отправляюсь далее, не слушаясь увещаний феодосийских жителей, и провожу в пути прескверную ночь, в полной темноте; ямщик несколько раз сбивается с дороги, и мы опрокидываемся в лужи. К вечеру на следующий день попадаю в Керчь и заезжаю к градоначальнику князю Гагарину с целью получить «открытый лист» и конвой до Ставрополя. Он мне дает для переезда в Тамань винтовую шкуну «Аргонавт». Быстро мчусь по Кубанской линии до Ставрополя и, проехав несколько далее, узнаю в скачущем навстречу курьере морского офицера Савинича. Мы оба останавливаемся, и оказывается, что он везет кн. Меншикову известие о разбитии турецкой армии под Башкадыкляром. В ответ сообщаю ему о Синопской победе, и мы, прокричав «ура», мчимся в разные стороны по мерзлой грязи в почтовых телегах.
Перевалив после многих приключений через Кавказский хребет, достигаю наконец Тифлиса, в ночь на 2—е декабря, и стучусь к брату Александру. Насилу разбудив вестовых и камердинера Исая, вхожу к нему в спальню. Он вскакивает с постели, обнимает меня, накидывает халат, и мы переходим в кабинет, где затоплен камин и подан чай. Я ему показываю свой запечатанный пакет, и, к великому моему изумлению, он его берет, вскрывает и начинает читать, объяснив, что тотчас заметил, что пакет официальный и поэтому, как начальник штаба, может его вскрыть. Завтра же утром он хочет меня представить Воронцову. Брат заставляет меня рассказать о всем, что у нас делается, и о Синопском сражении, последствия которого ему кажутся крайне важными. Он был того мнения, что оно вызовет объявление войны со стороны Англии и Франции и что их силы вместе с турецкими будут сперва направлены на наш Закавказский край, которым завладеть для них не будет очень трудно.
Беседа наша длится до 3—х часов утра, когда мы ложимся спать, а утром в 8 часов мы вместе отправляемся во дворец наместника. Александр входит к нему в кабинет, куда вскоре вводят и меня. Воронцов принимает меня очень ласково и обнимает. Он, кажется, искренно радуется привезенному мною известию. Вскоре являются княгиня[413], графиня Шуазель[414] и молодой Семен Михайлович[415] и меня радушно приветствуют. Князь немедленно велит издать приказ, объявляющий о Синопской победе, также заказывает торжественный молебен со звоном колоколов со всех церквей.
