Из Курска в Рим. Воспоминания - Виктор Иванович Барятинский
Адмирал Нахимов поручает мне нарисовать эту картину; я говорю, что это свыше моих сил, но все—таки означаю на листе бумаги главные приметные черты вида, отметив записью цвета, которым они были окрашены, также расположение наших судов, чтобы иметь возможность рассказать всё это потом какому—нибудь живописцу. Мы возвращаемся затем в адмиральскую каюту и садимся за чай. Нахимов в отличном расположении духа и много говорит о самом сражении и предшествующих ему событиях. Пальто его, висевшее в каюте, было изорвано ядрами. Заметив, что один из турецких фрегатов был прижат к берегу и не горел, адмирал посылает «Одессу», чтобы взять фрегат на буксир и, если возможно, спасти его.
Это поручается Бутакову. На фрегате находилось еще около 150 человек, которые сдаются в плен Бутакову. В одной из кают находят офицера, раненного деревянным осколком и еще живого. Находят также массу трупов и умирающих людей, об участи которых остальные турки вовсе не заботились.
Фрегат один из лучших в турецком флоте. Орудия на нем все медные, каюты роскошно устроены, и на фрегате находят много ценного оружия, часы, много золотых монет, принадлежащих офицерам. Корнилов возвращается к 11 ч. вечера на «Одессу», которая с большим трудом стаскивает фрегат с мели и берет его на буксир, чтобы вывести на рейд.
Проходя мимо корабля «Три Святителя», ветер вдруг крепчает и наваливает буксируемый фрегат на бушприт корабля, причем фрегатская бизань-мачта цепляется за рангоут «Трех Святителей». Они довольно долго остаются сцепленными таким образом, и не удается их высвободить. Матросы с бушприта корабля, подобно кошкам, спускаются по снастям на фрегат и на нем хозяйничают. Мы возимся с фрегатом до рассвета, и тогда, к великой досаде, убеждаемся, что он получил столько пробоин, что нет возможности ему идти в море и, так как у нас было достаточно работы над починкою собственных судов, то адмирал приказывает уничтожить фрегат.
С этой целью на нем ставят паруса и направляют его так, чтобы попутным ветром его пригнало на берег. Снимают с него всех людей, пленных и наших, и оставляют в нижней палубе горючие вещества с зажженным фитилем. Через несколько времени мы видим, что фрегат загорелся и его выбрасывает на берег, где он догорает и, наконец, около 2—х часов пополудни взлетает на воздух.
19 ноября. Посланы шлюпки к двум турецким фрегатам, выброшенным на берег и лежащим на боку, подобрать людей, если окажутся, и на одном из них находят начальника эскадры адмирала Османа—пашу, несколько командиров и офицеров и около 120 человек команды. В числе их находился и командир фрегата «Фазли—Аллах» (Богом данный?), бывшего нашего фрегата «Рафаил», попавшегося в плен в предыдущую турецкую войну[409] и ныне уничтоженного в Синопском бою. Очень приятно думать, что туркам, которые его старательно берегли, не придется больше показывать его в Константинополе в виде русского трофея.
У бедного Османа—паши была сломана нога, и он приказал перенести себя с флагманского фрегата на несгоревший фрегат, желая умереть на своем посту, а не на берегу. За сутки, протекшие со времени сражения, не только о нем не позаботились, но даже собственные матросы ему грубили и его ограбили. Его сажают на катер вместе с несколькими турецкими командирами и офицерами для доставления на «Одессу», где мы находимся, остальных пленных отвозят на другие наши суда, оба же фрегата зажигают. Во время переезда на катер мы видим ядра, летящие с догоравших фрегатов; они рикошетом пролетают вокруг катера и долетают почти до самого нашего парохода.
Осман-паша пристает к нашему правому трапу, и Корнилов, окруженный своим штабом, готовится его встретить со всеми почестями, оказываемыми побежденным. С большим трудом удается вынести бедного пашу наверх. Это был старик лет шестидесяти, и, по—видимому, он испытывал ужасные страдания[410]. Наконец, он на палубе, и его бережно спускают вниз в большую каюту и кладут на удобную кровать. Судовой врач осматривает его рану, весьма тяжкую, и накладывает перевязку. Все окружающие выказывают ему живое участие, он, видимо, этим тронут до слез и делает приветствие по—турецки, прикасаясь рукой к своему лбу. Он довольно бегло объясняется по—итальянски и с негодованием рассказывает, как его свои же ограбили. Один только юный гардемарин и невольник—египтянин ему не изменили.
Нахимов после полдня посылает парламентера в город с письмом, написанным им по—французски и адресованным к австрийскому консулу, флаг которого на занимаемом им доме был виден с рейда. Нашего парламентера встречают в городе одни только греки, так как все жители—турки бежали за город.
В продолжение дня мы совершаем на «Одессе» прогулку вдоль всего городского побережья для осмотра батарей и последствий нашей бомбардировки. Мы видим у берега остатки и раскиданные обломки взорванных на воздух судов и среди них массу трупов. По мере нашего приближения живые турки, занятые разграблением убитых товарищей, покидают свою добычу и уползают с награбленным имуществом.
Перед закатом солнца с моря виден пароход, идущий в Синоп. Через несколько времени узнаем в нем «Громоносца», посланного кн. Меншиковым с целью узнать о результате сражения. Лишь только он останавливается, мы пересаживаемся на него с Корниловым, оставив Османа—пашу на «Одессе».
20 ноября. За исключением «Императрицы Марии», починки которой не окончены, все корабли эскадры готовы к 2 часам пополудни вступить под паруса. Оставляют в Синопе «Марию», с которой Нахимов переходит на «Константина», два фрегата и один пароход под начальством контр-адмирала Панфилова до окончания исправления «Марии», а все остальные корабли ставят паруса и отправляются в путь, причем наиболее пострадавшие буксируются пароходами.
Мы на «Громоносце» буксируем «Ростислав» и только что обогнули мыс, встречаем сильную зыбь от Норд—оста, прибивающую нас, при маловетрии, к прибрежным скалам. Пароход так качает, что кожухи поочередно погружаются в воду и на палубе стоять невозможно.
Сигналом спрашиваем у «Ростислава», сколько у него ходу. Он показывает два узла, затем один узел и, наконец, отсутствие хода. К счастью, обычное прибрежное течение моря, направляющееся здесь с Запада на Восток, приходит на помощь эскадре, отдаляя ее от берега, и вскоре мы имеем удовольствие видеть ее плывущею под всеми парусами в полной безопасности. Мы отдаем буксир «Ростислава» и держим курс на Севастополь, оставив
