Ирина Ободовская - Роковая красавица Наталья Гончарова

Мы уже были на нескольких балах, и я признаюсь тебе, что Петербург начинает мне ужасно нравиться, я так счастлива, так спокойна, никогда я и не мечтала о таком счастье, поэтому и право не знаю как я смогу когда-нибудь отблагодарить Ташу и ее мужа за все, что они делают для нас, один бог может их вознаградить за хорошее отношение к нам.

Если я перееду во дворец, я тебя извещу, но прежде всего не мешкай прислать мне Кривую, она мне будет необходима, но вели одеть ее прилично с головы до ног, чтобы мне не было за нее стыдно. Тетушка так добра, что дарит мне придворное платье. Это для меня экономия в 1500—2000 рублей. Умоляю тебя не запаздывать с деньгами, чтобы мы получили их к 1 января. Пришли для детей большую бутыль розовой воды, а нам поскорее варенья».

Екатерина Николаевна пишет, что Пушкин «сказался больным, чтобы не надевать мундира». Здесь расхождение с дневниковой записью поэта, который говорит, что у него нет мундира. Видимо, мундир все-таки был, но Пушкину так не хотелось ехать, что он решил сослаться на его отсутствие. Надо полагать, что, помимо высказанных им причин, были и другие мотивы.

А. Н. Вульф[62] записал в своем дневнике, что он нашел Пушкина «мало изменившимся от супружества, но сильно негодующим на царя за то, что он одел его в мундир… Он говорит, что он возвращается к оппозиции».

6 декабря, день именин Николая I, всегда торжественно праздновался во дворце. Император был взбешен умышленной неявкой Пушкина и не постеснялся высказать это Наталье Николаевне во время танца. Можно предположить, что Екатерина Николаевна написала брату об этом разговоре в смягченных тонах.

Через несколько дней Пушкин записывает в Дневнике: «Я все таки не был 6-го во дворце – и рапортовался больным. За мною царь хотел прислать фельдъегеря или Арнта»[63]. Вероятно, это та часть разговора Николая I с Натальей Николаевной, о которой умолчала Екатерина Николаевна в письме к брату. До сих пор не было известно, откуда Пушкин узнал о таком намерении царя, теперь можно предположить, что об этом рассказала ему жена.

Наталья Николаевна была на третьем месяце беременности, и врач, опасаясь выкидыша, предписал ей быть очень осторожной. Не поехать же во дворец в день именин царя и в день приема сестры во фрейлины она не могла, тем более что была утром в церкви. Кроме того, Пушкины понимали, как отнесся бы Николай I к демонстративному отсутствию обоих супругов.

Екатерина Николаевна пишет, что она вот-вот переедет во дворец. Но этого не произошло и неизвестно почему: никаких сведений о том в письмах нет.

Несомненно, присутствие сестер Гончаровых осложняло семейную жизнь Пушкиных. Девушки стремились чаще бывать в обществе, и Наталья Николаевна вынуждена была их сопровождать. Неслучайно сестры называют ее «нашей покровительницей», и когда она, беременная, не может выезжать, не знают, «как со всем этим быть».

За 1834 год до нас дошло всего два письма Натальи Николаевны. Да и вряд ли их было много, так как она почти полгода отсутствовала в Петербурге: весну и лето прожила в Полотняном Заводе у Дмитрия Николаевича, гостила у матери и дважды останавливалась в Москве.

Тон писем Натальи Николаевны в стиле той эпохи. Это живая речь, свободная и непринужденная, как бы разговор с близким человеком, все достоинства и недостатки которого ей очень хорошо известны. По этим письмам в известной степени можно судить и об адресате. Нам кажется, что Дмитрий Николаевич был человеком добрым, но слабохарактерным, временами вспыльчивым и упрямым и, что называется, «звезд с неба не хватал». Его отношения с сестрами были дружескими и родственными, однако они постоянно над ним подшучивают. Это говорит о близости их отношений. Мы должны также учитывать, что в 1834 году старшему Гончарову исполнилось всего 26 лет, и для них он не только «глава» гончаровского дома, но и Митинька, с которым они провели вместе в Никитском доме и детство, и юность.

«12 ноября 1834 г. Петербург.

Ты меня спрашиваешь, дорогой Дмитрий, как идут твои дела. Я не знаю, право, что тебе сказать; мы ограничились с графиней Пален двумя визитами и с тех пор встречаемся только иногда в свете, но большой близости между нами еще не установилось. Мы не в деревне, чтобы это так легко делалось; тесная дружба редко возникает в большом городе, где каждый вращается в своем кругу общества, а главное имеет слишком много развлечений и глупых светских обязанностей, чтобы хватало времени на требовательность дружбы.

Но здесь ходят разные слухи, очень благоприятные для твоих намерений: недавно кто-то приехал из Москвы и заявил Катрин Долгорукой, что твоя свадьба с графиней дело решенное, и в доказательство рассказал, что Надина, всегда такая застенчивая с мужчинами, провела целый вечер любезничая с тобой. Вот еще кое-что о Надине, что может тебе при случае пригодиться. Нина, которая пишет нам об этом, получила эти сведения от одной особы, жившей в их доме; вот ее собственные слова: «Говорят, что эта девушка с очень странным характером, которая играет в гарелки со слугами, и которая не постеснялась бы выйти замуж за лакея, если бы только он ей понравился». Вот, воспользуйся этим и постарайся сделаться счастливейшим из смертных, которому она отдаст свою руку и сердце. Желаю тебе этого от всей души, ты никогда не мог бы сделать лучшей партии[64]; elle a toute pour elle, как сказал бы Сокорев[65]. Мой муж и тетушка пришли к выводу, что ты добьешься удачи в этом деле благодаря своей настойчивости, а твое, извини меня, упрямство в этом случае не недостаток, можно пожалуй считать его достоинством. Здесь ведь речь идет не о прогулке верхом, когда эта отрицательная черта твоего характера выводила нас всех трех из себя. Не даром у тебя такой низкий лоб; мы недавно читали одну статью в «Иностранном обозрении», в которой указывается на этот недостаток строения головы как на признак того свойства, которое я одобряю для начатого тобою дела, и которое вызывало мой гнев в течение всего моего пребывания у тебя.

Но довольно говорить о любовных делах и женитьбе, поговорим теперь о деле. Я посылала к Носову за 500 р.; он мне сказал, что не получал никакого распоряжения на этот счет от вашей милости; поэтому, соблаговолите написать ему об этом несколько слов, если вы этого еще не сделали. Затем, с твоего разрешения я заказала ливрею для слуги моих сестер, что стоило 270 р. сюртук и 16 шляпа, и таким образом всего ты мне должен 286 р. Если не затруднив себя ты можешь мне их уплатить через Носова, я буду тебе премного обязана, потому что я их не заплатила портному: я ему сказала, что этот долг меня не касается, пусть он его отнесет на счет того, кто имел намерение его оплатить. Не подумай, что я заставляю тебя платить за обе ливреи, за них следует 540, а я тебя прошу уплатить половину – 270.