Ирина Ободовская - Роковая красавица Наталья Гончарова

Ты пишешь, что в Заводе стоит полк; вот не везет нам: всегда он там бывал до нашего приезда в прекрасную столицу; три года мы там провели впустую, и вот теперь они опять вернулись, эти молодые красавцы, жалко. Но нет худа без добра, говорит пословица, прелестные обитательницы замка могли бы остаться и Петербурга бы не видали.

Прощай, пора мне с тобой расстаться, какова расписалась. Скажи Августу, что я не предполагала, что он пользуется таким большим благорасположением у господа бога; в другой раз я не осмелюсь больше дурачить его. Прощай же, целую тебя. Сестры тебя целуют, а также Ваня».

Письма Екатерины и Александры, как вообще письма молодых Гончаровых, написаны прекрасным легким французским языком, очень непринужденно, порою остроумно. Из них мы узнаем много нового не только о самих сестрах, но и о Наталье Николаевне и Пушкине, о разных событиях в их семье.

В первом письме от 16 октября 1834 года обращает на себя внимание ироническое описание того, как их заставили разделить радость по поводу рождения дочери великого князя Михаила Павловича: «еще одного бесполезного украшения» дворцовых гостиных.

Именно из этого письма впервые становится известным, что Пушкин по дороге из Москвы вторично заезжал к Наталье Ивановне, о чем мы уже писали.

Болезнь Александры Николаевны дала ей возможность оценить заботы не только сестер, но и Пушкина, который, вероятно, не раз вызывал врача и проявлял много внимания к больной. Это еще раз подчеркивает доброту поэта, его теплое отношение к свояченицам.

Наталья Николаевна передает Дмитрию Николаевичу через сестру ряд поручений хозяйственного порядка, просит оплатить ливрею, заказанную для слуги сестер, прислать им красивую коляску для выездов в великосветские дома. Упоминаемая Федосья – экономка в Полотняном Заводе, о которой мы уже писали. Когда в 1835 году она умерла, Александра Николаевна писала Дмитрию: «…не с кем теперь и вальсировать вам, меду есть не у кого спрашивать. Бедная Федосья».

Наталья Николаевна надеялась выдать старших сестер замуж и сразу же по приезде начала «вывозить их в свет». Повезла она их и на раут к графине Фикельмон, где бывало великосветское общество и где провинциальные девушки, по самокритичному замечанию Екатерины Николаевны, казались «белыми медведями».

Первые шаги сестер Гончаровых в Петербурге не были радостными. Великосветское общество встретило их сдержанно. Их принимали только ради сестры, мадам Пушкиной. Девушки возлагали большие надежды на то, что Екатерина скоро получит придворное звание фрейлины, о чем усиленно хлопотала тетушка Загряжская. И вот в письме от 8 декабря Екатерина Николаевна сообщает брату об этом важном событии в ее жизни. На этом письме следует остановиться особо.

«8 декабря 1834 г. (Петербург)

Разрешите мне сударь и любезный брат поздравить вас с новой фрейлиной, мадемуазель Катрин де Гончаров; ваша очаровательная сестра получила шифр[61] 6-го после обедни, которую она слушала на хорах придворной церкви, куда ходила чтобы иметь возможность полюбоваться прекрасной мадам Пушкиной, которая в своем придворном платье была великолепна, ослепительной красоты. Невозможно встретить кого-либо прекраснее, чем эта любезная дама, которая, я полагаю, и вам не совсем чужая.

Итак, 6-го вечером, как раз во время бала, я была представлена их величествам в кабинете императрицы. Они были со мной как нельзя более доброжелательны, а я так оробела, что нашла церемонию представления довольно длинной из-за множества вопросов, которыми меня засыпали с самой большой благожелательностью. Несколько минут спустя после того как вошла императрица, пришел император. Он взял меня за руку и наговорил мне много самых лестных слов и в конце концов сказал, что каждый раз, когда я буду в каком-нибудь затруднении в свете, мне стоит только поднять глаза, чтобы увидеть дружественное лицо, которое мне прежде всего улыбнется, и увидит меня всегда с удовольствием. Я полагаю, что это любезно, поэтому я была право очень смущена благосклонностью их величеств. Как только император и императрица вышли из кабинета, статс-дама велела мне следовать за ней, чтобы присоединиться к другим фрейлинам, и вот в свите их величеств я появилась на балу. Бал был в высшей степени блистательным и я вернулась очень усталая, а прекрасная Натали была совершенно измучена, хотя и танцевала всего два французских танца. Но надо тебе сказать, что она очень послушна и очень благоразумна, потому что танцы ей запрещены. Она танцевала полонез с императором; он, как всегда, был очень любезен с ней, хотя и немножко вымыл ей голову из-за мужа, который сказался больным, чтобы не надевать мундира. Император ей сказал, что он прекрасно понимает в чем состоит его болезнь, и так как он в восхищении от того, что она с ними, тем более стыдно Пушкину не хотеть быть их гостем; впрочем красота мадам послужила громоотводом и пронесла грозу.

Теперь, когда мое дело начато, мне надо узнать куда и когда я должна переезжать во дворец, потому что мадам Загряжская просила, чтобы меня определили к императрице. Тетушка Екатерина дежурит сегодня, она хотела спросить у ее величества какие у нее будут приказания в отношении меня. Я надеюсь, что я уже достаточно распространилась о моей очаровательной особе и тебе надоел этот предмет. А теперь надо поговорить о прекрасной графине, я полагаю, но поистине мне было бы трудно это сделать, так как мы ее еще не видели. Кругликова, которую Таша видела 6-го во дворце, ей сказала, что она живет у своей сестры Пален, но никто из этих дам не был на балу.

Мы уже были на нескольких балах, и я признаюсь тебе, что Петербург начинает мне ужасно нравиться, я так счастлива, так спокойна, никогда я и не мечтала о таком счастье, поэтому и право не знаю как я смогу когда-нибудь отблагодарить Ташу и ее мужа за все, что они делают для нас, один бог может их вознаградить за хорошее отношение к нам.

Если я перееду во дворец, я тебя извещу, но прежде всего не мешкай прислать мне Кривую, она мне будет необходима, но вели одеть ее прилично с головы до ног, чтобы мне не было за нее стыдно. Тетушка так добра, что дарит мне придворное платье. Это для меня экономия в 1500—2000 рублей. Умоляю тебя не запаздывать с деньгами, чтобы мы получили их к 1 января. Пришли для детей большую бутыль розовой воды, а нам поскорее варенья».

Екатерина Николаевна пишет, что Пушкин «сказался больным, чтобы не надевать мундира». Здесь расхождение с дневниковой записью поэта, который говорит, что у него нет мундира. Видимо, мундир все-таки был, но Пушкину так не хотелось ехать, что он решил сослаться на его отсутствие. Надо полагать, что, помимо высказанных им причин, были и другие мотивы.