Максим Чертанов - Дарвин

Описав проделки сына, Чарлз просил Эмму рассказывать о дочери, «не такой уж вредной, как можно было ожидать, глядя на Вилли». Семья воссоединилась в Лондоне в конце июля. Опять рифы — нет конца работе, автор, как ни любил геологию, начал от нее уставать. Зато вечера в садике давали пищу для наблюдений: червяки ползают, пчелы жужжат… В августе Чарлз опубликовал в журнале «Хроники садовода» заметку о шмелях, которым положено, добывая нектар, забираться в цветок, — так они изваляются в пыльце и смогут опылить другое растение, — а они вместо этого просверливают в цветке дыру сбоку и пьют оттуда; хуже того, пчелы из ульев начали им подражать, причем лондонские пчелы хитрее деревенских. Такое же явление встречается у приматов: обезьяна смотрит, как другая обезьяна срывает фрукты, и подражает ей. Значит, у животных есть не только врожденные инстинкты, но и приобретенные знания. Статья завершалась словами: «Хотя эти пчелы и шмели являются недостойными членами общества, их ум не может не восхищать». В сентябре Дарвин докладывал Фоксу, что пишет ежедневно по несколько часов, сильно устает, по вечерам редко выходит, однако ему кажется, что болезнь прошла. И жаловался: «Я тупая старая собака по сравнению с тем, что было. Думаю, с возрастом люди глупеют».

3 января 1842 года он отослал в издательство «Элдер и Смит» первый том геологического труда «Строение и распределение коралловых рифов» (The structure and distribution of coral reefs). Это его первая большая научная работа — «Дневник» все-таки был беллетристикой, — и ее структуру он будет копировать в других трудах: описываются факты, потом они подытоживаются, далее ставятся вопросы, предлагается гипотеза, затем каждая группа фактов к гипотезе примеряется. Книга была обильно снабжена иллюстрациями, графиками, диаграммами, которым, по мнению Фрэнсиса, его отец «придавал чересчур большое значение». На содержании останавливаться не будем (главное о рифах уже сказано, подробности интересны только специалистам), отметим лишь один пассаж: «В старых рифах кораллы… приспособлены к месту, которое занимают, и удерживают свое место, как и другие органические существа, борясь друг с другом и природными условиями, поэтому можно сделать вывод, что их развитие будет медленным, если не сложатся особенно благоприятные обстоятельства». То была лайелевская мысль: каждый идеально приспособлен к своему месту и, если ничего вокруг не меняется, остается приспособленным. И тогда же, видимо, Чарлз поделился заветными мыслями с Лайелем, ибо тот в январе 1842 года сделал заметку: «Дарвин отрицает сотворение видов».

Эмма писала сестре, что Энни непослушна и отец «бросил ее и посвятил себя Додди». Но это было недолго: Энни стала любимым ребенком отца. И уже был зачат третий ребенок. Чарлз выздоровел, опять начал ходить по гостям и ужинать в «Атенее», но Эмма беременность переносила плохо. В феврале она ездила развеяться в Мэр, оттуда писала тетке: «У меня болит душа о нашем сыне, он очень беспокойный, рискну предсказать, что он вырастет хорошим, но все мужчины проходят такие ужасные испытания в школе и колледже, что удивительно, как из них в конце концов получаются приличные люди… Чарлзу сейчас так хорошо, что он испытывает соблазн вести образ жизни совсем здорового человека, но иногда он переутомляется и ему надо быть осторожным».

20 марта Дарвин делал записи о детях: Энни гораздо ловчее Вилли обращается с предметами (к четырнадцати месяцам будет «брать вещи совсем как взрослая»), она раньше начала улыбаться, хотя вообще ее мимика менее живая. Зато Вилли большой специалист по швырянию вещей и, когда злится, кидает в мать книжкой, а то и палкой. «Однажды Вилли стал бить Энни подсвечником, когда я остановил его, он ловко развернулся, запустил подсвечником мне в голову и стоял с решительным видом, словно готовый драться со всем миром. Он наотрез отказался поцеловать Энни, но, когда я сказал: "Додди, не надо бросать в папу подсвечник", он сказал: "Ладно, не буду". Интересно наблюдать, будут ли наши девочки так же любить швыряться предметами, если нет, я предположу, что это чисто мужское свойство». Когда Энни исполнился год, отец отметил, что она не любит кидать вещи: гипотеза подтвердилась. В опытах с зеркалом до Энни нескоро дошло, что она видит свое изображение: она уступала не только Вилли, но и Дженни.

Он выправил корректуру «Рифов», съездил в Шрусбери. Эмма — тетке: «Он много гулял, болтал, играл в карты и вернулся растолстевшим… Занят своей книгой, которую, как он говорит, никто читать не будет». 5 мая книга вышла и была благожелательно принята геологами. Журналисты ее не осилили и потому не критиковали. Автор жаловался, что работа его измотала, дохода ноль, грант давно закончился, больше он писать о геологии не желает. 18 мая с Эммой уехали в Мэр, ее сестры жалели «бедняжку» и намекали, что ей стоит меньше печься о муже и больше о себе. 15 июня супруги переехали в Шрусбери. К тому времени они решили, что надо жить за городом. В Лондоне воздух скверный и беспокойно: выступали чартисты[9], требуя избирательных реформ (право голоса для всех мужчин старше двадцати одного года, отмена имущественного ценза для депутатов), для подавления вызывали войска, поговаривали, что пахнет революцией. (В 1839-м был мятеж в Стаффордшире, где находилась одна из фабрик Веджвудов, их рабочие, жившие в сравнительно хороших условиях, не бунтовали, но страх остался.)

Эмма, которую большинство биографов неоправданно считают недалекой, взялась читать труд Карлейля о чартизме. Ее муж Карлейля не любил за презрение к естественным наукам: «Ему казалось ужасно смешным, что можно всерьез интересоваться тем, двигался ли ледник быстро или медленно и двигался ли он вообще». Карлейль писал, что положение английских рабочих ужасно, и предрекал революцию наподобие французской, если правящие классы не одумаются. Однако мысль о реформе он отвергал: «Нельзя стаду баранов предоставить выбор вожака» и защищал рабство: негры нуждаются не в правах, а в «разумном руководительстве». Дарвина это взбесило.

Отец обещал ему помочь с покупкой загородного дома. Тогда же, в июне 1842-го, он сделал первый, 35-страничный набросок труда о происхождении видов (текст опубликовал в 1909 году Фрэнсис Дарвин). В первой части говорится о естественном отборе — это выражение (naturalselection) он употребил впервые, во второй — об общности происхождения всего живого. Он предложил аналогию между естественным отбором и искусственным, который делают животноводы. Особи одного вида (собаки, голуби) различаются, у одного хвост такой, у другого эдакий, у третьего громадный клюв или еще что-нибудь. Селекционер берет «на развод», к примеру, самых длинноногих, а других отбраковывает (не обязательно убивает, но не дает размножаться) и, скрещивая длинноногого с длинноногой, постепенно выводит «очень длинноногих». (Как физически передается признак от родителей к детенышам, Дарвин не сказал: передается — и всё.) В дикой природе — аналогичный процесс. Дикие звери одного вида, правда, мало отличаются один от другого (так думали все ученые, поскольку никто популяции диких животных не изучал), зато в природе работает «сила, более проницательная, чем человек» и осуществляющая «более жесткий и тщательный отбор». Он сослался на декандолевскую «войну в природе» и Мальтуса: учитывая, что живые существа могут размножаться в геометрической прогрессии, они давно заполонили бы и съели всю планету. Но этого не случилось, ибо большая часть детенышей погибает. Эту жестокую работу выполняет естественный отбор. Этот термин доставит Дарвину массу неприятностей, ибо читатели будут понимать его как некий высший разум.