Предтеча Ленина. В спорах о Нечаеве - Александр Григорьевич Гамбаров
В этом его глубочайший исторический трагизм и глубочайшее историческое значение. На рубеже 60-х и 70-х годов, силою своего несомненно гениального политического чутья, Нечаев как бы предвосхищал характер будущей классовой борьбы, ее методы и тактику, а также и роль партии в этой борьбе во имя достижения коммунистического строя грядущего общества. Все, что рисовалось Нечаеву в ту отдаленную эпоху, но что, в силу исторически независящих от него причин, не было достаточно обосновано, все это нашло свое глубочайшее и полное воплощение в методах и в тактике политической борьбы Российской Коммунистической Партии на протяжении 25-летней ее истории. В этом несомненно гениальном предвосхищении характера содержания современного коммунистического движения и заключается исторически огромная заслуга Нечаева и те основные положения, какими приходится руководствоваться в вопросе его исторической реабилитации. Как отдаленного предшественника русского большевизма, история его не только реабилитирует, но она давно уже его реабилитировала.
Рувим Кантор
В погоне за Нечаевым
Предисловие
При составлении настоящей книги я пользовался донесениями Карла-Арвида Романа – крупнейшего, на мой взгляд, агента III Отделения, «работавшего» в эмигрантской среде в течение второй половины 1869 и всего 1870 года. Часть донесений адресована заведывавшему в то время агентурой III Отделения Константину Федоровичу Филиппеусу, а остальные (незначительное меньшинство) представлялись их автором полковнику Антону Николаевичу Никифораки, руководившему розысками Нечаева за границей и находившемуся большею частью, как и Роман, в Женеве. Все донесения, – вернее та пачка, которой я располагал при работе, – хранятся в Ленинградском Историко-Революционном архиве (I Отдел. Политическ. Секции).
С точки зрения истории русской эмиграции 60-х и 70-х гг., донесения эти представляют чрезвычайный интерес, приоткрывая завесу над некоторыми, далеко не второстепенными, фактами из жизни тогдашней эмиграции, к которым III Отделение руку приложило. В равной степени они наглядно выясняют характер и способы секретной агентуры знаменитого «высокого учреждения», мало отличающиеся от тех, к которым, спустя много лет, прибегал и памятный всем Департамент полиции…
Работая над таким материалом, как «агентурные донесения», всегда приходится относиться к ним с особой осторожностью. В этом отношении донесения, использованные в настоящей книге, являются завидным исключением. С первого же знакомства с ними убеждаешься в том, что автор их – агент совершенно особого типа. В донесениях отсутствует всякий фантастический элемент, нет намека на грандиозные заговоры, – одним словом, они не затрагивают излюбленных тем подобного рода агентов. На протяжении многих страниц Карл-Арвид Роман спокойно рассказывает о таких вещах, которые навряд ли могут способствовать целям шантажа. Я полагаю и, думаю, безошибочно, что большею частью и в главных случаях донесения правдивы. Читатель, надеюсь, сам убедится в этом. Те несколько случаев, когда совершенно ясно вырисовывается его действительная роль, заставляют одновременно относиться к его остальным показаниям с некоторым доверием.
Только после того, как полностью будет опубликована переписка Бакунина с Огаревым, о которых, главным образом, идет речь на страницах книги, представится возможность подвергнуть показания данного агента должной проверке. Пока же мы располагаем только незначительной частью этой переписки, – проверить донесения невозможно, за исключением, конечно, тех случаев, в отношении которых соответствующий материал был налицо. В последнем случае, как увидим, сообщения агента вполне совпадали с данными, существующими в литературе.
Прошу не предъявлять к книге тех требований, которых автор сам не предусматривал. Моей целью было на сыром материале показать, как «работало» III Отделение. Естественно, что я везде предпочитал предоставить слово самому агенту, а не передавать содержание его донесений. Излагать «агентурное донесение» – задача щекотливая: всегда рискуешь передать не точно то, что нужно, и что в действительности агент писал.
Деятельность Карла-Арвида Романа, несомненно, отразилась так или иначе, в большей или меньшей степени, на деятельности эмиграции. Обследовать степень такого влияния не было моей задачей – пока, по многим причинам, нет возможности произвести такую работу. Я старался только изложить фактическую историю его деятельности.
С сохранением старой орфографии приводятся только те несколько записок Н.П. Огарева, А.И. Герцена и М.А. Бакунина, которыми я располагал в подлинниках. Во всех же остальных случаях документы и письма, как и подлинные донесения Романа, приводятся по новой орфографии.
При разработке материалов техническую помощь оказывали мне Галина Иосифовна Кантор и Эсфирь Иосифовна Томсинская, за что им приношу глубокую благодарность. Равным образом, пользуясь случаем, считаю долгом своим выразить искреннюю признательность С.Н. Валку, Ш.М. Левину, Н.О. Лернеру, А.А. Шилову и П.Е. Щеголеву, ценными советами и указаниями которых я пользовался при своих работах неоднократно.
Первое издание настоящей книги вышло в свет осенью 1922 г. и к марту 1923 г. целиком было уже распродано.
Не только, однако, это обстоятельство послужило поводом к выпуску книги новым изданием. В последнее время удалось обнаружить ту часть донесений К. Романа, которые непосредственно освещают историю покупки III Отделением архива князя П.В. Долгорукова (донесения эти до 1923 года, как оказалось, хранились в Пушкинском доме при Академии Наук). Для настоящего издания, таким образом, представилась возможность использовать эти материалы и соответственно дополнить книгу двумя новыми главами, подробно выясняющими историю покупки архива и рисующими отношение А.И. Герцена к агенту Роману.
И в этой части мы предоставляем слово преимущественно самому агенту. Излагать своими словами его донесения, рассказывать о его деятельности с его же слов – значило бы слепо довериться ему. Материалов, потребных для критической проверки его донесений, весьма мало. В нашем распоряжении нет не только писем, отправлявшихся Роману из Петербурга руководителями III Отделения, но нет главного: всех писем А.И. Герцена, Н.П. Огарева, М.А. Бакунина и др. за 1869–1870 гг. Донесения Романа, обильно цитируемые нами, мы поэтому рассматривали только как сырой материал, над которым будущему историку придется не мало поработать.
В приложениях к настоящему изданию мы впервые публикуем доклад жандармского полковника Николича-Сербоградского об аресте Нечаева и воззвания русских эмигрантов по поводу выдачи его швейцарским правительством России.
Появлением нового издания мы обязаны Центрархиву, с разрешения которого мы книгу выпускаем.
Р. К.
Глава I Организация погони
Революционное движение, пошедшее, как казалось, на убыль после каракозовского выстрела (4 апреля 1866 г.) под влиянием суровой репрессивной политики III Отделения и особой Следственной комиссии, снова взбудоражило русское общество и правительственные сферы в 1869 г., угрожая принять невиданные до того
