Освобождая Европу. Дневники лейтенанта. 1945 г - Андрей Владимирович Николаев
Бронемашина противника дрогнула, резко и судорожно вывернулась на ходу и ткнулась носом в кювет. Из машины выскочили две черные фигуры, и наши солдаты стали бить по ним из автоматов. Те, отстреливаясь, уходили. Наши ринулись вперед, и перевес оказался на нашей стороне – оба остались лежать на пашне. Бронетранспортер стоял, урча мотором и завалившись корпусом в канаву. В его боку зияла пробоина. Заглянув внутрь кузова, я увидел водителя, лежащего на креслах, вцепившегося в руль мертвыми руками. Бронебойная болванка прошила его грудь навылет. На шоссе рядом с люком валялась черная фуражка – подняв ее, я содрал с нее орла и череп и положил их себе в карман. Это были первые сувениры европейского похода. Теперь нам стало ясно: перед нами уже не венгерские части, которые никак не желали вступать в боевой контакт, а отборные эсэсовские дивизии германского вермахта.
Борька Израилов влез вовнутрь бронемашины, выволок убитого водителя, вытер рукавом кровь с сиденья и сел на его место. Покопавшись в рычагах управления, Борька включил скорость, дал газ и задним ходом поставил машину на шоссе.
– Катер подан! – кричит Борька, и его довольная и улыбающаяся рожа появляется над отверстием люка. – Не угодно ли прошвырнуться? Обещаю – с ветерком, туда и обратно.
– Как в управлении? – осведомляется Шаблий.
– Легка, свободна и приятна, – фамильярно отвечает Борис и тут же на шоссе изображает несколько вольтов.
– Тогда, Андрей, вот что, – говорит мне Шаблий, – бери несколько человек и посмотри, что делается вокруг. Далеко не забирайся и в драку особенно не лезь.
Я сел на командирское место в броневике, рядом с водителем. В кузове разместились Лищенко, Логинов, Квасков, Шуркин, Поповкин, Смилык и трое из пехоты. Серега Жук стал у пулеметной турели. Остальные с командиром полка вернулись на насыпь.
Вначале мы даже не осознали ценности своего приобретения. Бронемашина оказалась вместительной, способной поднять значительный десант. Вооруженная крупнокалиберной пулеметной турелью, с мощным бензиновым двигателем, на легких ведущих гусеницах с резиновыми «башмаками» и передними колесами управления на пневматических скатах. Броня противопулевая, легкая, но сваренная под углом, в расчете на рикошет. Выкрашена в грязно-коричневые тона с темными пятнами маскировки. По бортам крупные чернобелые опознавательные кресты вермахта.
– Ну что, земляк, – обратился ко мне Борис Израилов, – с Богом, в путь-дорожку.
Машина пошла легко и свободно, хорошо слушалась руля и без особого труда переваливала через неглубокие канавы. Миновали какой-то небольшой и одинокий хутор, проскочили Токачи. Крестьяне с любопытством смотрели на нас. Проехав еще с километр и никого не встретив – ни чужих, ни своих, я приказал разворачиваться и ехать в обратном направлении. Погода не жаркая, но солнечная. А воздух настолько приятен и свеж, что кажется, сам проникает в легкие.
Кому же все-таки принадлежит этот район? Чьи силы господствуют над этой местностью? Ведь какой-то час назад по этой самой дороге шел этот самый бронетранспортер, и в нем сидели трое эсэсовцев с черепами на петлицах. А теперь вот, в той же самой машине и по той же самой дороге, еду я, и со мной молодые ребята – московские, курские, одесские.
– Странно, – говорю я Борису, – час назад эту машину вел фельдфебель-немец, а на моем месте сидел какой-то обер-лейтенант.
– Не горюй, земляк, – Борька понял мое замечание по-своему, – помнишь нашу Сухаревку? А? Как тогда пели: «Деньги ваши – будут наши». – И Борька, передернув рычагами управления гусениц, круто повернул машину вправо по пути на переезд через полотно железной дороги.
И тут произошло то, чего никто и не ожидал.
– Земляк, – крикнул Борька, – язык нужен?! Смотри вперед! Будет тебе язык на закуску.
Я посмотрел в открытый смотровой люк и увидел на шоссе стоящих двух немецких солдат в черных мундирах эсэсовских танкистов. Очевидно, они приняли нашу машину за свою и делали нам знаки остановиться. Да. Язык тут был верный. Нужно только подъехать вплотную. Но кто-то из солдат не вытерпел и вылез прежде времени из кузова с автоматом. Немцы, заметив подвох, ринулись в сторону от дороги по рыхлой пашне.
– Сворачивай за ними! – крикнул я Борису. – Не стрелять! Язык нужен.
Израилов перевалил через кювет и пошел прямо по пашне. Но броневик – не танк и долго не выдержал. Его узкие гусеницы увязли в мягком черноземе, машина села на «брюхо» и наконец стала.
– Уходят немцы, уходят, гады! – вопили солдаты.
– Жук! – крикнул я. – Турелью снимешь?
– Запросто! – ответил тот и, развернув турель, пустил воющую, как собака, очередь.
Вздрогнув и дернувшись на ходу, бегущие упали.
Бронетранспортер наш завяз в рыхлой пашне так, что вывести машину собственными силами не представлялось никакой возможности. А ждать помощи извне было неоткуда.
– «Амба, Василий Иванович», – продекламировал Борька знаменитую фразу из фильма «Чапаев», – на мель сели прочно, не угодно ли пешочком. А жаль – неплохой была карета.
Солдатам нравились Борькины прибаутки, и они радовались им и смеялись от души.
Возвращались мы через железнодорожный переезд по дороге на Вашцар. Расстояние не превышало и трех километров. Но идти следовало осторожно – не исключалась и новая встреча с противником. До Вашцара, однако, дошли спокойно и без приключений. Расставаясь с пехотными автоматчиками и поблагодарив их за компанию, я ненароком обнаружил в вещевых мешках у двоих из них вылезавшие наружу кованые немецкие сапоги. И когда они только успели их содрать с убитых? Солдатам я, естественно, ничего не сказал. Да и что говорить – сапог в нашей армии не хватает, да и качеством наши кирзачи уступают немецким яловым на кованом ходу.
Командно-наблюдательный пункт нашего полка обосновался на отдельно стоящем хуторе вблизи Вашцара, то есть приблизительно в одиннадцати километрах северо-восточнее города Папа. Подполковник Шаблий ушел в расположение штаба полка, с которым наш КП имеет прямую телефонную связь. Выставив в чердачное окно стереотрубу и распределив дежурство наблюдения и караульной службы среди солдат, сам я отправился спать – ноги подкашивались от усталости. Не раздеваясь, не снимая сапог и оружия, завалился я в постель на перины и тут же провалился в сон.
27 марта. Сколько раз уже приходилось начинать словами «утро было превосходным». Но это действительно так! Утро было превосходным: солнечное и теплое утро. Земля духовито пахла навозом, скотиной, какими-то прошлогодними травами – пахло луком и чесноком, висевшими целыми связками на том самом чердаке, где мы обосновались со стереотрубой. Водя ее оптическими «рогами», я всматривался в простиравшуюся на многие километры местность и ничего подозрительного там обнаружить не мог. Равнина, изрезанная длинными прямоугольниками
