Афанасий Никитин - Владислав Александрович Толстов
В 1466 году в Великом Новгороде началась эпидемия моровой язвы, в следующем году (1467) эпидемия добралась до Москвы. Возможно, Афанасий Никитин к тому времени уже отправился в путь – кстати, не исключено, что причиной его поездки было стремление как можно дальше уехать от эпидемии, слухи о которой уже достигли Твери. То есть все последующие события происходили уже в его отсутствие.
А события эти были – увы – весьма тяжелые…
В возрасте 25 лет умерла московская великая княгиня Мария Тверская – и сразу поползли слухи, будто она была отравлена. В летописи сказано, что Мария погибла «от смертного зелья, потому, что тело у нее все распухло». Называли даже предполагаемую отравительницу – Наталью, жену дьяка Алексея Полуектова, которая якобы тайком посылала к бабе-ворожейке пояс великой княгини для «злой ворожбы». Однако зачем ей понадобилось идти на такое злодеяние – остается неясным. Довольно странно повел себя в этом деле и Иван III. Он, судя по всему, не помчался в Москву, чтобы успеть на похороны жены и весьма мягко обошелся с предполагаемыми убийцами. Дьяку запрещено было являться на глаза великому князю, но через шесть лет он был прощен. Как поплатилась сама отравительница – неизвестно.
Трудно понять, кому могла помешать «добрая и смиренная» Мария Тверская. Историки по этому поводу лишь разводят руками: «В обстоятельствах смерти Марии Борисовны, каковы бы они ни были на самом деле, трудно увидеть политическую подоплеку: при дворах сильных мира сего и пятьсот лет назад процветали зависть, интриги и недоброжелательство». И все же есть подробности, о которых трудно забыть. Брак княжича Ивана с дочерью Бориса Тверского был вынужденным, заключенным для решения конкретной политической задачи – возвращения Василия Темного на московский престол. С тех пор ситуация коренным образом изменилась. Отношения со стремительно слабеющей Тверью уже не представляли важности для Ивана III. Его политический горизонт неизмеримо расширился. Падение Византии кружило голову далекими перспективами. Быстро набиравшее силу Московское княжество уже готово было превратиться в Московскую Русь. Брак с Марией Тверской в этом отношении был уже «прошлогодним снегом».
* * *
Скажем немного о событиях на Руси, которые Афанасий Никитин уже не застал. В феврале 1469 года в Москву прибыл грек Юрий с грамотой из Рима от кардинала Виссариона. В грамоте говорилось, что в Риме живет дочь владетеля («деспота») Морейского Фомы Палеолога по имени Зоя. Она приходилась племянницей последнему византийскому императору Константину Палеологу, была православной христианкой и отвергала женихов-католиков – «не хочет в латынство идти». В 1460 г. Зоя оказалась в Риме, где получила хорошее воспитание. Рим предложил ее в невесты Ивану, надеясь тем самым вовлечь Москву в сферу своей политики.
После долгих размышлений Иван послал в Рим итальянца Ивана Фрязина «поглядеть царевну», а если она приглянется ему, то дать за великого князя согласие на брак. Фрязин так и сделал, тем более что царевна с радостью согласилась пойти за православного Ивана III. Для великого князя этот брак был необыкновенно важен и символичен – ведь в крови его сыновей от Зои потекла бы кровь самих цезарей! Наконец, после долгих переговоров, невеста со свитой отправилась на Русь. Под Псковом царскую невесту встречало духовенство. 12 ноября 1472 года Зоя, ставшая в Москве Софьей, по православному обряду венчалась с Иваном III.
К тому времени Москва уже отыграла «первый тайм» войны с Новгородом – московская рать отправилась в завоевательный поход и 14 июля 1471 года в битве на реке Шелони наголову разбили новгородцев. Бежав с места битвы, они гибли в лесах, тонули в болотах, «и не было, – писал современник, – на них такого нашествия с тех пор, как земля их стоит». Взятых в плен посадника Дмитрия Борецкого и других новгородских лидеров казнили как изменников, других же посадили в «истому». По договору, заключенному в деревне Коростынь, Новгород фактически потерял независимость и выплатил огромную дань Москве.
В следующем году москвичи «разобрались» уже с татарами. Хан Большой Орды Ахмат двинулся на Москву. Иван III отправил против него коломенцев с воеводой Федором Хромым, затем к московскому отряду присоединились пополнения из Пскова и большое войско Данилы Холмского. Татар ждали близ Коломны, но они прошли выше по течению Оки 120 километров и обрушились на слабозащищенный город Алексин. Гарнизон Алексина защищался героически, и выиграл время, дав возможность русскому войску прийти на помощь. Русские прибыли под стены города именно в тот момент, когда татары уже стали переправляться через Оку. Успевшие высадиться на левом берегу Оки татары были перебиты, их суда захвачены. На вторую попытку форсирования реки хан Ахмат не решился и велел отступать. Согласно летописи, на него произвел сильнейшее впечатление вид блестящих доспехов многочисленного русского войска в солнечный день. Татарское войско развернулось и спешно удалилось – впервые за всю историю русско-ордынской борьбы хан не решился вступить в бой с русскими войсками, признав свое поражение. После этого Москва перестала платить Орде дань.
Политическое значение битвы под Алексином (даже если учесть, что битвы как таковой не было) переоценить невозможно. Теперь московский великий князь мог делать все, что заблагорассудится. Например, пригласить в Москву (по рекомендации своей жены Софьи Палеолог) итальянского архитектора и оружейника Аристотеля Фиораванти, который достроил Успенский собор и наладил в Москве производство самых современных по тем временам пушек. Немаловажно и то, что на службу к московскому князю стали перебегать бояре из других русских земель, в том числе и из Твери. Отъезжающие в Москву сановники не видели перспектив сохранения самостоятельности Тверского княжества. Москва была сильнее в военном отношении, а на помощь извне Твери рассчитывать не приходилось. Орда доживала последние дни, а Литва связывала свои политические планы с Западом. Кроме того, подавшимися на московскую службу боярами двигала и обычная жажда обогащения. Москва все прирастала новыми землями, а владения Твери, напротив, уменьшались.
В 1477 году грянула новая (и последняя) московско-новгородская война, которая завершилась падением Новгорода и присоединением контролируемых им территорий к Московскому княжеству. Известно, что верхи Новгорода (те, кого иностранные купцы называли «300 золотых поясов») не объединились даже перед лицом поражения и гибели. Кроме того, Москва контролировала дороги Новгорода на восток и могла, закрыв подвоз хлеба, уморить голодом великий город. Наконец, пестрое новгородское ополчение, воевавшее, как в XII веке, босиком и без доспехов, оказалось не в состоянии сопротивляться сильному московскому войску, закованному в броню.
* * *
А потом настала очередь Твери.
Зимой 1485 года скончалась мать Ивана III, инокиня Марфа. Сразу после похорон великий князь объявил Твери войну. Николай Карамзин пишет, какую паническую реакцию это вызвало у тверского князя: «Сей князь,
