90 лет своим путём. Воспоминания и размышления о прошлом, настоящем и будущем - Михаил Иванович Сетров
Мои новые матримониальные замыслы
Вообще для себя заметил, что не я нахожу женщин, а они меня. Так было и с Натальей. Уже подзабытая мной лаборантка, ранее на которую не обращал внимания (хотя она была стройна и красива), вдруг появилась на нашей кафедральной вечеринке в нашем зале, где когда-то танцевал Пушкин. Она танцевала только со мной, заявив, что пришла на вечеринку, чтобы повидать меня. А когда попутно подвёз её к дому, она, выходя, меня довольно крепко поцеловала. Я всё же принял поцелуй не как знаковый, а как дежурный. Но вскоре она позвонила мне и пригласила к себе домой, дескать, для важного разговора. Поэтому и пошёл к ней для «разговора» не с цветами, а с бутылкой вина. В нашей беседе ничего серьёзного я не обнаружил, но когда собрался домой, она вдруг сказала, что не может оставить меня на ночь, поскольку в доме сильная слышимость. Это уже было почти предложение, на которое я не рассчитывал и о чём вообще не думал. Дескать, такое возможно, но… обстоятельство! Обстоятельство, кстати, заведомо преодолимое. Наталья жила в трёхкомнатной квартире на первом этаже одна. У неё был пятилетний сын от первого брака с университетским преподавателем, который после развода с ней уехал в Киев. Сын Лёша жил с её матерью и её отцом, так что она была свободной женщиной при большом жилье и ни в чём, кроме мужчины, не нуждалась. История её жизни была довольно запутанной. Родилась она в Краснодаре у матери-одиночки после того, как два курсанта (она мне сама об этом как-то говорила) её изнасиловали. Поэтому был неясно, чья она дочь.
Но, наконец, по настоянию своего отца-генерала, признавший Наталью своей дочерью Михаил Васильевич Виноградов, теперь подполковник в отставке, сделал это только тогда, когда Наташе уже было 14 лет. И они с матерью из Краснодара переехали в Одессу. Судьба её матери была тоже нелёгкой. Она была дочерью девушки из-под Архангельска и сосланного туда грузинского князя. После освобождения из ссылки с полюбившейся ему крестьянской девушкой бывший князь оказался в Краснодаре. Но ещё существовавшие родственники князя не признали русскую крестьянскую девушку его женой. Князь уехал один в Батуми – бывшую его вотчину. Так что бабушка Натальи оказалась в Краснодаре с ребёнком на руках, будущей матерью моей лаборантки, а потом и жены. Поэтому отношения в семье родителей Наташи были холодными, часто скандальными. Единственное, что их связывало, – это наличие внука Лёши. Надо отдать должное Наталье: своим важными дедами она не бравировала и вообще о них не говорила – всё это я узнал от её матери.
К сближению с Виноградовой меня подтолкнули… события в Чернобыле. Дело в том, что, спасаясь от радиации, к ней из Киева приехала её давняя подруга с сыном, одногодком Лёши. Я её никогда не видел, но, со слов же Натальи, это была грубая и развязная женщина, о чём говорит и такой факт: она предлагала Наташе ходить перед мальчиками голой. Зачем? «А затем, чтобы они смотрели на нас, а не зарились на чужих девиц» (статья уголовного кодекса о развращении малолетних; наказание – два года тюрьмы). Нахальная киевлянка скоро в чужой квартире стала хозяйкой, полностью игнорировала Наталью и так её «достала», что однажды та прибежала ко мне со слезами: «Михаил Иванович, спасите меня!» Я звоню её матери, стал её ругать: почему она забыла про свою дочь и любимого внука, отдала их какой-то авантюристке из Киева? И почему её дочь должна искать спасения от этой авантюристки у постороннего человека, а не у своей матери. Та, правда, тут же выгнала из квартиры киевлянку, но нервная система Натальи была так разрушена, что она выглядела совсем больной.
В это время я собирался отдохнуть в Кавказском заповеднике и вообще подальше от Чернобыля, шум о котором всё больше разрастался. Позвонил тогдашнему директору заповедника Николаю Тимофеевичу Тимухину, и тот заверил, что с удовольствием меня примет и обеспечит мой отдых. Я предложил Наталье вместе с Лёшей поехать со мной и на природе отойти от стресса. Она с радостью согласилась и вскоре мы уже были в Сочи. Тимухин поместил нас на кордоне Лаура, что на несколько километров выше Красной Поляны, в Доме учёных. В большом доме с огромным залом и большим камином в нём, широким, во весь дом, балконом с видом на горы и сам заповедник, много комнат с душем и туалетом. Большая кухня с газом и холодильниками, а в стороне от дома – домик-сауна. Всё работает. О лучшем и мечтать было нельзя. И все условия для интимного общения, хотя оно возникло не сразу.
К нему подтолкнули события не очень для меня приятные и даже грозившие мне гибелью. Однажды я решил подняться на двугорбую вершину горы, у подножия которой и находился кордон Лаура. Гора по кавказским масштабам невысока (от подножия до вершины километра полтора, да и тропа к ней довольно торная). Так что в поход я собрался совсем не по-туристски: футболка, шорты, а главное городские сандалеты на скользкой кожаной подошве – так, прогулка по пляжу. И вышел я уже во второй половине дня, рассчитывая вернуться через три-четыре часа. Но всё обернулось иначе: когда я уже был почти на вершине горы (на это ушло около трёх часов), на неё надвинулась чёрная, грохочущая и сверкающая молниями туча. Молнии, как змеи, извивались вокруг меня и с шипением врезались в землю, расщепляли дубы, а потом… пошёл густой снег. Он засыпал тропу, и куда теперь идти, было непонятно – все направления вниз казались одинаковыми. Когда я, скользя по снегу в своих пляжных сандалетах, оказался у бегущего вниз ручья, то логически решил, что ручей приведёт меня к реке, а там дорога, и я пошел вниз по ручью. И попал в ловушку.
Уже далеко внизу ручей перегородила скала, а сам он ушёл под скалу. «Крылья» скалы раскинулись вправо и влево далеко, и обойти их представлялось невозможным. Нужно было идти назад, вверх, и уже тогда обойти преграду. Ручей тёк по камням среди зарослей колючих кустов, увитых колючим же терновником. Они изодрали мою майку в клочья, а сандалеты остались без подмёток, и
