Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7

Я должен был рассмеяться, видя ее застывшей неподвижно и серьезной, держащей еще в руке баночку с помадой и спрашивающей, правильно ли она делает.

— Ты, мое дорогое дитя, — ангел во плоти, и я уверен, что ты знаешь, какого рода удовольствие ты мне доставляешь. Можешь провести со мной часок в постели?

— Подождите.

Она уходит, закрыв за собой дверь, но не повернув ключа; я уверяюсь, что она вернется, когда убедится, что ее сестра заснула. Она задерживается, я встаю и иду к двери; я вижу, она раздевается, ложится в кровать и гасит свечу. Я возвращаюсь в мою постель, питая еще некоторую надежду, и я не ошибаюсь. Пять или шесть минут спустя я вижу, как она подходит к моей постели в рубашке.

— Иди скорее ко мне, мой ангел, потому что очень холодно.

— С удовольствием; моя сестра спит, и я уверена, что она ничего не заподозрит. Если она даже проснется, кровать широкая, и она не заметит, что я вышла. Я отдаюсь вам; делайте со мной, что хотите, но при условии, что вы больше не будете думать о моей сестре.

— Я не почувствую никакого огорчения, сердце мое, давая тебе такое обещание и поклявшись тебе в этом.

Я нашел Аннет девственной, и не подумал в этом усомниться утром, когда увидел, что алтарь у жертвы не был окровавлен. Это у меня случалось часто. Я из опыта понял, что нет никакой законной связи этого ни с увлажнением, ни с сухостью. Нельзя никак убедиться, что у девушки был любовник, разве что если он ее оплодотворил.

Аннет покинула меня после двух часов дебатов, и к моему пробуждению я увидел ее у моей постели вместе с Вероникой, у которой на лице не осталось никаких следов недовольства. Вероника сказала, что диета и сон ее, как всегда, прекрасно вылечили. Я был того же мнения. Ее сестра Аннет меня также прекрасно вылечила от любопытства, которое гнездилось в моей душе. Я его чувствовал, и я его удовлетворил.

За ужином г-н Гримальди, видя меня веселым и спокойным, решил, что это в связи с тем, что дело сделано. Я пообещал ему, что приду завтра обедать с ним к Сен-Пьер д'Арена. Я явился туда и передал ему длинное письмо для Розали, полагая, что увижу ее теперь лишь женой П-и. Но не сказал ей об этом в своем письме.

В тот же день, ужиная с этими двумя девицами. я делил свое внимание между ними обеими, и Вероника, укладывая мои волосы в папильотки, сказала, когда осталась наедине со мной, что теперь, когда она видит, что я стал разумным, она любит меня намного больше. Я ответил, что мое предполагаемое благоразумие происходит оттого, что я оставил надежду одержать над ней победу.

— Прекрасная Вероника, я смирился со своей участью.

— Ваша любовь оказалась не столь уж сильной.

— Это был едва родившийся ребенок. От вас зависело сделать, чтобы он вырос, и тогда бы он легко мог остаться в живых.

Не зная, что мне ответить, она пожелала мне хороших снов и ушла в свою комнату. Аннет не пришла ко мне с визитом, как я надеялся; я не знал, что и думать.

Я увидел ее утром, когда позвонил. Она сказала, что ее сестра лежит в постели больная, что она всю ночь писала, и она отдала мне письмо. Я понял причину, почему Аннет не пришла.

Это письмо, очень длинное, которое я ей вернул, меня почти насмешило. После рассуждений, пустых и утомительных, она говорила, что ускользнула от моих желаний, потому что любила меня всем сердцем и не хотела рисковать потерять, как только удовлетворит мой каприз. Она ответила бы моим желаниям, если бы я захотел отдать ей то место, которое занимала Розали. Я должен был выехать из Генуи вместе с ней, дав ей расписку, которую подпишет г-н Гримальди и в которой я обязуюсь [2048] жениться на ней к концу года, дав ей в приданое 50 тысяч генуэзских ливров, или, если не хочу жениться, дать ей эту сумму, оставив ее свободной… Если она забеременеет за то время, что будет жить со мной, я должен согласиться оставить после нашего разделения дитя, девочку или мальчика, которого она выведет в свет. При этом условии она соглашается стать моей любовницей и предоставить мне все услуги, которых я мог бы пожелать.

Этот глупый проект дал мне ясно понять, что бедная Вероника лишена разума, который был бы ей нужен для того, чтобы сделать из меня своего дурачка. Я был уверен, что г-н Гримальди не является его автором, и что когда я его ему сообщу, он над ним посмеется.

Аннет, принеся мне мой шоколад, сказала, что ее сестра надеется получить ответ на свое письмо. Я сказал, что она его получит. Я поднялся и сразу пошел к ней лично, держа в руке полученное от нее письмо. Я застал ее сидящей в постели, так что ее неглиже могло бы меня соблазнить, если бы ее безумный поступок не заставил меня выкинуть ее из моей головы.

Я уселся на ее кровать, и Аннет вышла из комнаты, даже закрыв дверь, но она сказала мне впоследствии, что осталась подслушивать.

— Зачем нам писать, — сказал я ей, — если мы можем говорить?

— Часто более удобно писать, чем говорить.

— Это верно в политике и в коммерческих делах, когда пытаются обмануть; но в делах сердечных я с вашим мнением не согласен. Любовь, дорогая моя, дает карт бланш: никаких записей, никаких гарантий; отдайтесь мне, как сделала Розали, и начните с того, что отдайтесь мне этой ночью, не получая от меня никаких обещаний. Доверьтесь любви. Вот проект, который окажет честь нам обоим, и который, если это может доставить вам удовольствие, я представлю на одобрение г-ну Гримальди. Ваш проект, даже если он вас и не позорит, внушает большое опасение относительно вашего ума, потому что может быть одобрен лишь дураком, совершенно лишенным здравого смысла. Невозможно, чтобы вы любили человека, которому делаете такое предложение, и я уверен, что у г-на Гримальди он вызвал бы возмущение, и он отказался бы в нем участвовать.

Мой высокомерный ответ ее не смутил. Она сказала, что любит меня недостаточно сильно, чтобы отдаться, не зная, на каких условиях. Я ей ответил, что, со своей стороны, тем более не люблю ее настолько, чтобы дать ей победу на тех условиях, которые она мне предписала. После этого я ее покинул и приказал Коста известить хозяина фелуки, что хочу уехать завтра на рассвете. Определившись с этим, я пошел попрощаться с маркизом, который сказал мне, что этим утром представил П-и Розали, и она его достаточно хорошо приняла. Я был этим очарован. Я обновил у него мои рекомендации, но они не понадобились.

В этот год две женщины, которых я безумно любил, обе, исполненные достоинств, и с которыми я бы никогда не расстался, если бы это зависело только от моей воли, были отобраны у меня двумя стариками, которым я помог в них влюбиться, сам того не желая. Они решили судьбу той и другой; но косвенным образом они именно мне принесли большое благо, так как избавили меня от обузы. Они должны были бы знать, что моя судьба, несмотря на все ее кажущееся величие, не была прочной. В последствии мой читатель в этом убедится.