Освобождая Европу. Дневники лейтенанта. 1945 г - Андрей Владимирович Николаев
– Отдай повод и бери в шенкеля, – кричит мне Воронцов, – повод отдай, повод!
Развернув гнедого и наказав его шпорами, я выправил его вновь, выслал шенкелями и при подходе к канаве подался корпусом вперед, освободив поводья. Гнедой легко и свободно перенес меня через канаву.
– Ну вот, мамочка, и всё, – весело крикнул Воронцов, – что ни говори, а мадьярские гусары хороших коней нам подготовили!
Он заставил жеребца присесть на задние ноги, захрапеть и сделать попытку вскинуться на свечку. Воронцов явно гордился жеребцом, демонстрировал его мне, а заодно и свое умение обращаться с лошадью. Затем, всадив ему шпоры и отдав поводья, он пустил вороного в карьер в обгон отряда. Комья земли летели из-под копыт, хвост лег на сторону ветра, с трензелей свисали клочья пены.
Долго искали брода через какую-то речку. «Кони храпели и никак не хотели идти в ледяную воду», – сочинял я на ходу письмо домой.
Огибая лесной массив, мы забирали влево и уходили на запад. При взгляде направо я видел далекие серо-сизые дали. Лошади, размявшись в галопе, шли ровной спокойной рысью.
Под ногами чавкала грязь размытой дождями земли. Мы ехали по тем местам, где не ступала еще нога нашего солдата, и Воронцов крикнул:
– Ребята! Гляди в оба!
Разведчики ехали молча, нестройной группой, внимательно озираясь по сторонам.
Тишина царила во всем – в природе и среди людей. Слышно было лишь легкое хлюпанье под копытами лошадей да нежное их пофыркивание.
И вот, тишину эту располосовал выстрел, тут же, следом, ударивший разрывом снаряда. Лошади инстинктивно шарахнулись в сторону от взметнувшегося среди поля черного фонтана земли. Стреляли из длинноствольной пушки – это ясно. Но кто бил? Танк или противотанковое орудие? Изучать этот вопрос не было возможности. Нас обдало волной, и мы, всадив шпоры, стремительно уходили влево. Более по нам не били. Какое расстояние мы проскакали – неизвестно. Я предполагал, что опасность уже миновала, как почувствовал, что гнедой мой начинает заваливаться на бок.
– Ноги из стремян! – кричит кто-то. – Прыгай, а то придавит!
Высвободив ноги и упершись в переднюю луку седла, я успел сделать мах в воздухе именно в тот момент, когда гнедой рухнул на землю. Его задняя правая была перебита осколком снаряда. Очевидно, изначально был лишь надлом, а окончательно он сломал ногу в момент перед падением.
– Пропал конь, – сказал Володька Воронцов. Сказал так, как мог сказать лишь человек, беззаветно любящий лошадей.
Гнедой лежал на земле, тяжело дыша и силясь подняться на передние ноги. Я подошел к его морде – он смотрел на меня левым зрачком, круглым, нежным и тоскливым. Я протянул ему левую руку и нащупал мокрый теплый нос и ноздри, розовые-розовые, с короткими ворсинками. Во всю ширину морды гнедого шла белая лысина. Ласковым, теплым языком лизал он мою влажную ладонь. Правой рукой я вынимал из кобуры наган. Глаз коня смотрел на меня тоскливо и тревожно: в бездонной глубине его клокотала жизнь и страдание. Не глядя, нащупал я стволом ухо и спустил курок. Выстрела я не слышал или просто не осознал – я весь был поглощен зрелищем того, как в бездонном зрачке что-то вдруг сломалось, он перестал клокотать, перестал быть бездонным, теплый язык, лизавший руку, обмяк, и голова гнедого грузно упала на землю, упала, как падает тяжелая деревянная чурка.
– Бери заводную, – слышу я голос Воронцова, – а ну быстро, снять седло и упряжь – пригодятся.
Я сел на подведенную мне заводную лошадь и с камнем на сердце отъехал от того места, где остался лежать гнедой. Его взгляд в последние минуты жизни навечно врезался в моей памяти, и его смерть осталась наиболее сильным потрясением за весь период боевых действий на фронте.
Итак, мы все-таки напоролись на противника. И выяснили, что дорога на Баконьсентласло не совсем безопасна. Если по нам било одно орудие, то там могла стоять и батарея. И вести полк этим путем более чем рискованно. Если же в засаде стоял танк, пусть пока что единственный, а их там мог быть и не один, степень риска, несомненно, возрастала. Укрывшись в лесу, мы с Воронцовым стали изучать карту. На Баконьсентласло прямиком через лес идет проселок, и мы решаем обратный путь использовать для разведки этого варианта для марша нашего полка.
Вернувшись, я доложил обстановку подполковнику Шаблию и стал ждать, что он скажет.
– Рисковать вряд ли стоит, – произнес наконец Шаблий, – пойдем лесом. По карте тут не более двух километров.
И полк пошел лесом. Я ехал в головной машине и первым понял свою ошибку. Огорченный гибелью гнедого, я больше думал о чем-то постороннем и мало обращал внимания на ширину лесного проселка. Возвращались мы верхом, а теперь я вел полк на машинах. И там, где свободно рысил всадник на лошади, студеру или «шевроле» – не развернуться. Отдельные деревья пилили под корень и только после этого машины могли протиснуться в узком лесном коридоре. Один из стволов, когда его подпилили, упал неудачно и повредил крышу кабины головного «шевроле», сделав на ней солидную вмятину. Таким образом, эти два километра пути по лесу двигались мы черепашьим шагом. Разведчики работали топорами, пилами и лопатами.
Несколько раз к нам подходил майор Куштейко и с каким-то особенным выражением злорадства смотрел на меня, на работавших солдат, ухмылялся и, ничего не говоря, отходил прочь…
Солнце село, когда мы наконец-то выбрались на простор из леса, – его красно-оранжевый шар лишь верхним краем был виден в сизо-лиловой мгле над темно-синей полосой горизонта.
Потерь ни в личном составе, ни в технике полк не имел. А между тем, как стало известно, именно на том месте, где погиб мой гнедой, было подбито несколько машин и имелись потери в личном составе.
Как странно, думал я, гибель гнедого отвела как бы от нас беду, оградила полк от неоправданных потерь.
Но едва лишь полк прибыл в район Баконьсентласло и только-только успел развернуться в боевой порядок, как пришел приказ продвигаться в направлении реки и канала Раба и занять огневые позиции в районе между населенными пунктами Воньола и Чет не позднее исхода следующего дня. В том же приказе говорилось, что части и соединения 9-й гвардейской и 6-й гвардейской танковой армий полностью преодолели сопротивление противника на рубеже Баконьского леса и начали его преследование в направлении нового рубежа обороны по реке и каналу Раба.
Поздно вечером, в доме, где расположился штаб полка, собрались на короткое совещание начальники служб, командиры и штабы дивизионов, партийное
