Афанасий Никитин - Владислав Александрович Толстов
В какой-то момент тверской князь Борис Александрович понял, что хорошие отношения с Литвой не помогут ему спасти Тверь в противостоянии с Москвой. Заключая союзный договор с Москвой, он, при всей своей опытности, не предполагал, в какой гадюшник влезает – и теперь был вовлечен в сложные и чрезвычайно, выражаясь современным языком, токсичные отношения в московском княжеском правящем доме. Против Василия II выступил Дмитрий Шемяка, попытавшийся «взять на испуг» Бориса Александровича. Шемяка доверительно сообщил тверскому князю, будто Василий Васильевич во время своего пребывания в Орде пообещал отдать хану Улу-Мухаммеду Московское княжество, а себе оставить Тверь. Мол, вся эта операция с женитьбой своего сына на тверской княжне – не более чем «операция прикрытия», желание успокоить своего злейшего геополитического врага. Тверской князь и верил этому, и не верил, но, скорее всего, верил – в летописи осталась показательная фраза «был единомысленник с ними» (с Шемякой и его подельником князем Иваном Можайским, который постоянно говорил тверскому князю о вероломстве и хитрости москвичей).
Потом Василия II свергли, ослепили и заточили в Угличе, который был «прошемякинским». После этого Борис Александрович решил, что теперь, когда Московское княжество забыло на время про Тверь, самое время разобраться с Новгородом. К тому времени на счету тверичей было несколько успешных вылазок в новгородские земли – в 1446 году тверская рать разорила 80 волостей в Бежецком Верхе, захватила в плен много людей и (самое чувствительное для торгового города) увезла с собой множество купеческих товаров, подготовленных к вывозу. Но с Новгородом получилось иначе. Новгородские послы убедили тверского князя не затевать очередной завоевательный поход, который еще неясно чем закончится, и более того – сумели доказать, что в отношениях с Москвой еще далеко не все закончено, и очень недальновидно будет оставить в тылу враждебный Новгород. В итоге тверской князь, заключил с Новгородом договор, вернул часть награбленных товаров и пообещал не брать в заложники новгородских купцов и послов (что, видимо, прежде случалось).
И тут грянул гром в Москве: столичные бояре не нашли общего языка с Шемякой и освободили томившегося в Угличе Василия Темного. Тот сразу же отправился в Вологду, где стал собирать войско. К нему стекались люди, многие из которых были обижены Шемякой. Когда Борис Александрович понял, куда ветер дует, он тоже предложил союз изгнанному московскому князю. При этом одними словами не ограничился, а перешел к действиям – послал кашинского воеводу Федора Шуйского в Вологду с тем, чтобы пригласить Василия в Тверь. Тот не замедлил воспользоваться приглашением. Трогательная встреча князей в Твери (Борис плакал, увидев Василия с выколотыми глазами, «брата своего великого князя добролепна и добровидна и государским саном почтена, и ныне же уничижейна и нищевидна, от своей братии поругана») увенчалась подписанием договора.
Более того, по инициативе Бориса Александровича московский и тверской княжеские дома породнились. Дочь тверского князя Мария (ей было всего пять лет) обручилась с сыном Василия Темного Иваном Васильевичем – ему было, соответственно, семь. На торжестве присутствовали тверские князья, бояре, епископ Илия и гости из Москвы. «И бысть радость велия, – писал о событии монах Фома, – и тверечи радовашася, что Тверь и Москва бысть одно, и два государя воедино совокупашися».
В приданое пятилетней Марии ее богатый папа дал разные сокровища, из которых самым драгоценным и грандиозным подарком, попавшим во все летописи, стало «жемчужное сажение» – украшение, практически не имеющее цены. А потом (об этом речь впереди) когда Мария Борисовна умерла, все ее приданое осталось в Москве, и Иван III решил подарить «жемчужное сажение» молодой супруге своего старшего сына Ивана. И тут оказалось, что сокровища нет: вторая жена Ивана Софья Палеолог буквально на днях подарила его своей племяннице. Иван впал в ярость: великий князь не может нарушить своего слова, раз обещал подарить – значит, верни сокровище в казну! Племянница Софьи, не желая расставаться с «жемчужным сажением», сбежала в Литву. Страшный скандал!
Для нас особенно важно, что в истории брака московского княжича и тверской княжны впервые появляется человек, которому будет суждено завершить историю Тверского княжества, будущий великий князь Иван III. Но пока все шло хорошо: тверской князь подружился с московской княжеской фамилией, став сватом самому Василию Васильевичу. Примечательно, что в договоре с Москвой Борис признавался равным Василию, московский князь дал обещание не принимать тверское княжение от Орды, а заодно стороны договорились совместно выступать против ляхов, литовцев, немцев, и, что характерно, татар.
Теперь уже не Вологда, а Тверь стала «центром поддержки» московского князя. Василий Темный и по-прежнему верные ему тверичи двинулись на Углич, где продолжали поддерживать Дмитрия. Неделю Василий простоял у городских стен, но Углича не взял. Тогда на выручку своему союзнику пришел Борис Александрович, который «послал ему пушки бити город». Как только тверские артиллеристы навели свои пушки на крепостные стены Углича и дали залп, угличане немедленно сдались. В благодарность за помощь Василий Темный вернул своему свату Борису Ржев (который до сих пор входит в состав Тверской области и является вторым по численности населения городом региона).
Здесь следует упомянуть, что осенью 1452 года тверской князь тоже решил жениться. Он отправил послов в Суздаль и обручился с дочерью тамошнего князя Александра – ее, как и первую жену князя, звали Настасья. Перед рождением ее первого сына Михаила, последнего правителя Тверского княжества (о чем, конечно, никто еще не знал), Твери достигло страшное известие: 29 мая 1453 года турки взяли Константинополь после полуторамесячной изнурительной осады. Исчезла одна из величайших мировых империй, рухнул оплот православия, погибла духовная родина русского народа. В одночасье Русь осиротела. Конечно, в Москве знали о плачевном состоянии Византии в последние годы (да что там – века) ее существования. Известно, что и Василий Темный, и Борис Александрович посылали деньги византийскому императору, но спасти обреченную империю были уже не в силах.
Крушение Византии поразило русских людей. Отныне Русь была обречена на церковно-культурное одиночество в окружении враждебных ей «папистов» (католиков), «люторов» (лютеран), «агарян» (мусульман) и идолопоклонников. Оборванные корни культуры, осквернение превращенной в мечеть величайшей святыни восточного православия – храма Святой Софии – всё это не прошло даром для сознания русских людей, усилило у них ощущение изоляции, горделивое сознание своего избранничества. Теперь они думали, что великое греческое царство пало от рук «агарян» за свои грехи и что Бог возложил миссию спасения христианского мира от наступающего Антихриста на Русь – последнее православное царство. Именно тогда в Москве впервые заговорили о Москве как о последнем оплоте истинной веры, именно тогда
