Командир пяти кораблей северного флота - Владимир Николаевич Пыков
Это с одной стороны была благодарность за его службу, с другой вселяла уверенность в остающихся еще служить в их положении, в том, что при всей строгости службы о них заботятся. Непосредственно при сходе с корабля игрался марш «Прощание славянки», который многие начальники запрещали исполнять категорически. Видимо по глупости и трусости. И, наконец, демобилизованные на катерах обходили корабль, а экипаж с палубы тепло их провожал. Многие офицеры переписывались со своими бывшими подчиненными, читали их письма ( с разрешения, конечно) настоящим подчиненным. Это исключительно благотворно действовало на коллективы. Связь и дружба продолжалась. Многим демобилизованным мы помогали, поступит в ВУЗ, устроиться на работу. Гарантия командования корабля многого стоила для руководителей предприятий.
При решении какого-либо вопроса касающегося ( не важно матрос это или офицер), когда подчиненные мне на- чальники его не решали или тянули с его решением я в обязательном порядке в предельно жестокой форме пояснял им , что они имеют дело с живым человеком, а то, что у него нет соответствующей справки или другой бумажки, то это вторично, третично, а то и десятерично. В конце кон- цов, помоги ему получить эту бумажку. Спрашивай с под- чиненного бескомпромиссно, никаких прощений, но так же бескомпромиссно, тотально заботься о нем.
Всю глубину и силу ненависти ко мне со стороны командования эскадры и в первую очередь ее командира я ощутил при следующих обстоятельствах. Прибывший на Северный флот начальник Главного морского штаба адмирал флота Г.М.Егоров собрал совещание в салоне «Киева», в составе девяти человек. В частности присутствовали командующий СФ адмирал В.Н.Чернавин, командир эскадры В.И.Зуб и я. Тема совещания – освоение авианосного флота и подготовка «Киева» к очередной боевой службе, которая должна быть особой ( так оно и случи- лось). В конце совещания Г.М.Егоров, обращаясь к В.Н. Чернавину, сказал, что Пыков командует кораблем два года, успехи на лицо, пора ему присваивать звание контр- адмирала. Чернавин ответил, что пусть Зуб пишет представление, а у него возражений нет. У меня вырвалось:
«Виталий Иванович никогда на меня представление не на- пишет». На что Зуб: «Ну! Ну! Что вы себе позволяете!».
На этом все и закончилось. Потом я подумал, как же надо ненавидеть, чтобы этот трусливый человек (Зуб) отважился не выполнить прямое указание начальника Главного морского штаба.
Летом 1980 года на корабле произошел трагикомический случай, хотя для командира ракетно-артиллерийской боевой части он был абсолютно трагическим. Командир этой БЧ-2 был назначен недавно с должности командира дивизиона главного ракетного комплекса (крылатых ракет «Базальт» нашего корабля. Это был умный, квалифицированный офицер и дела у него на новой должности пошли успешно. Однажды ко мне прибыл начальник особого отдела по нашей эскадре с двумя своими офицерами. Это был здравый уравновешенный офицер (капитан первого ранга), которого я искренне уважал. Он попросил меня открыть каюту командира БЧ-2 (тот был в госпитале) для досмотра.
На мой вопрос – в чем дело он пояснил, что у него есть сведения, что командир БЧ-2 организовал какое-то несанкционированное общество. Каюту открыли, и офицеры особого отдела в моем присутствии произвели досмотр, в результате чего были найдены два удостоверения, выполненные типографским способом на членов «Общества по связи с внеземными цивилизациями». Я искренне посмеялся, тем более, что не мог себе представить, что такой серьезный человек как командир БЧ-2 может заниматься такой ерундой. «Особисты» смеяться не стали.
Взяв с собой «удостоверения» они убыли с корабля. Я вызвал начальника корабельной типографии ( это он изготовил «удостоверения»), отругал его и решил , что инцидент исчерпан. Через неделю я убыл в отпуск. Сюрприз и довольно неприятный ждал меня по возвращению из отпуска. Командир БЧ-2 как член «Общества по связям с внеземными цивилизациями» был снят с должности и демобилизован. На его место назначен офицер совершенно не подходящий для этой должности, к тому же откровенный пьяница (через короткое время он мною был снят). Все это было проделано в кратчайший срок, пока я был в отпуске и без согласования со мной. Кадровый идиотизм продол- жался.
Боевая служба для надводных кораблей в условиях Средиземного моря являлась, по сути, демонстрацией флага нашей страны, в том числе и визиты в порт иностранных государств. В общем, находясь на боевой службе, мы являлись своеобразным дипломатическим инструментом. Боевого значения наши надводные корабли в Средиземном море не имели, так как могли быть уничтожены авиацией НАТО берегового базирования и авианосной в течение нескольких минут. Подводные лодки – другое дело. Их нужно еще найти, прежде чем применить по ним оружие. А до этого они могут применить свое оружие как по кораблям, так и береговым объектам противника.
Непосредственная подготовка к боевой службе начина- лась за 3 – 4 месяца до выхода на нее. Главная тягомотина – смена ракетного боекомплекта и торпед. Весь ракетный боезапас подлежал замена в течение одного года. Вот его то мы и меняли в течение трех-трех с половиной месяцев. Почему так долго? Причины две – главная слабая управляемость тылом флота, как командованием этого тыла, так и командование флота (80%). Непосредственные исполнители ничуть не боялись ни тех, ни других и систематически срывали графики смены боекомплекта. Все их отговорки командование считало объективной суровой реальностью. Вторая причина – погода (20%). Выходим мы на боевую службу в конце декабря, а смену боекомплекта начинали в конце сентября, то есть смена эта проходила в осенне-зимний период, период ветров и штормов. Почему нельзя это было делать в июле – первой половине сентября знало видимо только руководство тыла и флота, которое в это время грелось под южным солнцем.
И так наш родной флот мог обеспечить смену боезапаса в лучшем случае за три месяца, а вот «двоюродный» Черноморский – за шесть суток. В частности, когда «Киев» проходил докование в Севастополе сдача всего боезапаса (а не только ракет и торпед) заняла трое суток, столько же занял и прием полного боекомплекта. Почему? Потому, что то и другое не только организовалось командованием тыла и флота – они сами принимали непосредственное участие в этом процессе. Начальник В и С флота заранее приходил на ГКП корабля, организовывая себе соответствующий КП и практически непрерывно там находился, активно руководя погрузкой – разгрузкой. Начальник отделов и управлений (ракетно-артиллерийского, минно-торпедного, авиации флота, 6 отдела) оперативный дежурный флота тоже не оставались в стороне. Но главная личность, благодаря которой четко работала эта машина, был Командующий флотом адмирал Николай Иванович Ховрин, которого все бесконечно уважали, некоторые побаивались, некоторые смертельно боялись.
Кроме смены боекомплекта большой проблемой была смена личного состава срочной
