Дмитрий Коваленин - Суси-нуар. Занимательное муракамиедение

Что же?

Пожалуй, только остатки хмеля в башке позволяют мне решиться на моветон.

Подхожу к хозяину. Крепкий сухощавый японский мужик лет пятидесяти. Цепкие, усмешливые глаза. Белая майка с кругами трудового пота под мышками, широченные шаровары. Загорелый до бронзы лоб, на голове – жгут красно-белой ткани. Курит пролетарские «Реасе» – что-то вроде нашей махорки с фильтром. Нервная затяжка, узловатые пальцы, уверенный взгляд.

– П-простите, Маста! – молочу я под пьяного янки на грубом японском. – Я тут краем уха подслушал нечаянно…

– Да говори, чего уж, – усмехается тот небрежно, роняя свои пять иен в копилку мирового интернационала.

– Я вот десять лет тут живу, да? Но н-никак понять не могу, кого у вас теперь называют с-самураями? Это ж давно было, так? А сейчас – где они все? Никто вроде по улицам не бегает с мечом наперевес… В-вот вы мне можете объяснить: «настоящий самурай» – это кто?

Если «расплыться в скупой улыбке» вообще возможно, то именно это стряслось с бедным «мастой». Ну, еще бы. На глазах у клиента ответить за всю Ниппонию! За всю, можно сказать, нашу культуру, слышь, сосед?

– Настоящий самурай, парень, – это Человек-Столб, – произнес он увесисто, как Клинт Иствуд, и, стряхнув пепел на пол, точно так же прищурился.

– Столб? – Передо мной в три секунды пронеслись телеграфные столбы от Киева до Петрограда с трупами русских офицеров, соляной столб жены Лота, каменные столбы японских монахов, на которых «семь лет сидеть, чтоб помудреть», а также бетонные быки токийского монорельса. – Какой именно столб?

– А который в каждом японском доме должен стоять, – жестко добавил он.

– Ах да! – осенило меня. И как это я сразу…

Они же веками строили дома с учетом землетрясения. И в центре каждого дома ставили крепкий столб. Когда крыша обваливается, вокруг столба безопаснее всего. Сегодня, правда, архитектура иная, можно и без столба. Сегодня рекомендуют в каждом доме по центру ставить крепкий стол, под который можно забраться, если трясти начнет, тогда тебя из завала будет легче вытаскивать. Но символический, декоративный столб и правда частенько выпирает из какой-нибудь стенки в японском доме. Столько раз видел, да как-то не задумывался до сих пор.

– Настоящий самурай – это человек, который собирает вокруг себя много людей, – пояснил «маста» для тех, кто в танке. И покосился на икнувшего от восхищения клерка. А для вежливости добавил: – Примерно так, парень… Вопросы?

– Вопросов нет! – отчеканил я бронзовому атланту на военном японском и свалил в рассвет. Если улыбки чеширских котов как-нибудь различаются – мою спину наверняка прошила самая язвительная.

1997.10.12—05:47

Недавно я посмотрел фильм Люка Бессона «Пятый элемент». Мураками-сан, Вы любите Люка Бессона? Мне его фильмы уже много лет греют сердце, они всегда как будто немного из детства… Не в плохом смысле, вовсе нет. То, что он хочет мне передать, я воспринимаю напрямую и переживаю очень искренне и естественно.

Есть ли у Вас какая-нибудь теплая мечта – то, что Вы давно хотели бы осуществить? Или о чем хотели бы написать?

А у меня – с самого детства, наверное, – конкретной мечты и не было никогда. Хотя и хочется иногда сделать так, чтобы люди вокруг рассмеялись или чем-то прониклись…

(Студент, 22 года)

Харуки Мураками:

Да, «Пятый элемент» – красивый фильм. Приятно смотреть, что получается, если французам дать много денег и попросить их поставить качественную «спэйс-оперу». Чистый Голливуд, просто глаз радуется. Хоть я и не считаю этот фильм особенно шедевральным – но помню, до конца смотрел, не отрываясь… Что я всю жизнь хотел сделать? Вступить в группу Майлза Дэвиса и выдавать крутые соло на «фендере» (где-то в стиле периода между «Miles in the Sky» и «Jack Johnson»). Но это как раз – та мечта, что мечтой и останется. Если же говорить о делах, которые действительно согреют меня, если я найду в себе силы их сделать, – я хотел бы заново перевести на японский «Великого Гэтсби». Боюсь, это произойдет не раньше чем лет через десять, но это вполне возможно. А потом, может, взяться и за «Ночь нежна»… Хотя вряд ли, уж больно огромный роман, меня на него не хватит.

А еще я очень хотел бы взять длиннющее интервью у нашего Наследного Принца. Но этому сбыться уж точно не суждено!78

А что, неплохую ведь жизнь себе построил.

Всю дорогу делал, что хотел. Окончил, как бог послал, университет. В фирму идти не пожелал, открыл свой бар. Постепенно начал писать. Убедился, что получается. Бросил на это все силы – и добился полной свободы в жизни.

Да, ему по-прежнему страшно. Но это – в его романах. А внешне – очень спокойный и, я бы сказал, крайне замкнутый в себе человек. Хотя и улыбается постоянно – очень мягко и искренне. Такая вот, знаете, «искренняя закрытость». Не знаю даже, как по-другому сказать… «Камерность», пожалуй, будет точнее.

Кошки. Уютный диван. Тишина даже в офисе. Наверное, часто слушает музыку – просто сидит и слушает музыку, не занимаясь больше ничем.

И еще все эти поездки – к тюленям, к туземцам или эскимосам, куда душа пожелает. Приглашают отовсюду. Но вот интервью любит давать только иностранцам. Им можно, они далеко… А дома и без газетчиков дел невпроворот: издатели теребят, редакторы-корректоры ждут, типографии простаивают, журналы звонят, читатели требуют очередного героя, а тут еще Исландия приглашает с визитом, это полсуток разницы, а режим нарушать нельзя, бежать надо каждое утро, иначе выйдет опять как с этой русской войной[22], все проверять надо за всех, все самому вычитывать…

Столько народу вокруг ждет хороших историй, столько людей хочет согреться, стольким людям работу даешь. Ты уж беги, не падай. Иначе слишком многим вокруг станет не на что опираться. Каждое утро беги и не останавливайся. В среднем по роману в год. Чтобы только на тебя и смотрели. Беги, «прохладный сумасшедший». Да не забывай при этом радоваться жизни. Иначе тебе никто не поверит.

– И всё… И больше ничего не нужно, – выдохнул Сталкер и постучал затылком по дереву.

– «А если я при этом хочу куда-то попасть, я должна бежать еще быстрее», – прилежно повторила Алиса.

1997.03.19—16:56

Прочитал в Вашем эссе, что Вы любите марафон, и захотелось спросить. Почему Вы так любите бегать? Я, например, со школьных лет марафон ненавижу. Слишком большая нагрузка, наверное… И дышать трудно, и все тело сопротивляется. В любых играх с мячом тоже трудно – но там, по крайней мере, есть элемент игры с противником, всё какой-то интерес. А в марафоне даже этого нет! Никак не могу понять – за что люди любят марафон? Может, я сам чего-то не понимаю? Объясните как-нибудь, пожалуйста. Вокруг меня таких любителей нет, вот я и решил спросить у Вас.