Георгий Яковлев - Никита Изотов

— Чего тут понимать. Я специальность освоил, в бригаду хорошую попал. На Доске почета значусь.

— А в Донбасс треба посылать лодырей? — перебил секретарь Сашкину горячую речь. — Разгильдяев всяких? Партия обратилась к комсомольцам с призывом: помогите поднять добычу угля!..

Через несколько дней с Харьковского вокзала уходил специальный эшелон с мобилизованными на угольный фронт комсомольцами. Так им и сказали на прощание:

— Вы мобилизованы партией. Несите себя высоко, будьте достойны доверия.

Попал Степаненко в Горловку на шахту № 1. Переночевал в общежитии, а в шестом часу зазвучал гудок. Новичкам выдали брезентовые куртки и штаны, каски, налезающие на глаза, каждого прикрепили к опытному забойщику… Вечером, помывшись в душевой, еле дошагал Сашко после первой упряжки до общежития. Ныла спина, болели ноги — не привык передвигаться согнувшись, как пришлось в лаве. В комнате Антипа — случайно с ним познакомился в поезде, даже не знал, откуда он, — не оказалось. Двое парней курили, резались азартно в «подкидного». Спросил, не видели ли Антипа.

— Курчавый такой? — один из парней глянул на Степаненко. — Утек вместе со своим сидором.

Решил Сашко прогуляться по поселку. Открыл чемодан, чтобы переодеться. Батюшки! Костюма нету. Сорочек нету. И деньги исчезли. Подъемные. Мать честная, только справил костюм.

— Хлопцы, — спросил он дрожащим голосом. — Кто лазил в чемодан?

— Да друзьяк твой…

— Так разве он в шахту не спускался?

— Не-е, — гоготнули парни, — он на дно твоего чемодана спускался.

— А, пропади оно все пропадом, — закричал в обиде Сашко. — Тоже мне, индустриальное сердце страны. На черта мне все это нужно.

И стал дрожащими руками запихивать вещи в чемодан, бормоча под нос: «Все, дураков нету, пускай другие попробуют…» В двери заглядывали любопытные.

— Еще один загнулся… Сбежит… — услышал он голоса.

«Что ж, и сбегу, — подумал Сашко. — На завод неловко, поеду домой, на Черниговщину. В деревне тоже работы хватает».

Неожиданно ребята расступились, и в комнату уверенно вошел крупный человек. Первое, что бросилось в глаза Сашку, — был вошедший на голову выше всех, острижен коротко, а глаза небесно голубели на заветренном лице. Поглядел на открытый чемодан, спросил:

— Что за крик, аж в шахте слыхать?

— А чего молчать? — озлился Сашко. — Обокрали всего. Костюм новенький, еще не надевал. Сорочки, гроши. Ноги моей больше на земле вашей донецкой не будет…

— Дать бы тебе по потылице, — отозвался спокойно голубоглазый. — Крепко дать… Эх ты, кадр. Комсомолец! — укоризненно качнул крупной головой. — Костюм? Да мы из этого края скоро сказку сделаем. Будет тебе белка, будет и свисток — костюм то есть. Да, глядишь, не один. И орденом еще дома покрасуешься. Разве ж с шахты уходят? Ты думай, думай… Нет, уходят, но кто? Нытики да хлюпики всякие. Радуйся, что попал в Горловку. Подумай.

— Что еще за агитатор? — недовольно спросил у ребят Сашко.

— Изотов, — ответили ему. — Ударник наш. Ест за троих, работает за десятерых. Кстати, присаживайся, на голодный желудок в забое много не нарубишь. Давай-давай, не стесняйся.

Ушли злость и обида. Утром с парнями встал по гудку. На наряде десятник сказал:

— Степаненко. Вот тебе наставник. Обушок, одним словом. Слушай его во всем.

Смотрит Степаненко — невысокий худощавый человек в шахтерках ему руку тянет:

— Будем знакомы…

— А где обушок?

— Так я и есть Обушок. Кличка такая почетная у меня, — пояснил худощавый. — Держись возле меня, в ударники выйдешь…

Обушок оказался ловок в забое, проворен. Показал, как крепить забой, а сам застучал — принялся рубить в уступе. Через пару часов Обушок постукал по стойкам, что ставил новичок, одобрительно произнес:

— Добре, молодец. Зараз поснидаем.

Достал узелок, выложил краюху хлеба, ломти сала, свежие огурцы, каленые яйца, приветливо пригласил подкрепиться. За едой рассказал Сашко, как собрался было уезжать, да остановил его Зотов какой-то.

— Изотов, — поправил учитель. — Добрый из него шахтер вышел. А начинал, как и ты. С мозолей.

— Чего он в общежитие-то ходит? — спросил Сашко.

— Наверное, тянет его к молодым, — заулыбался Обушок, пряча тряпицу от «тормозка» в карман куртки. — Давай теперь ты попробуй на угле.

Приладился Сашко, раз ударил в пласт, другой. Вошел в азарт, застучал дробно. Учитель остановил его, поднял пару грудок угля, протянул:

— Держи, твоя первая добыча.

— Я же вроде много нарубал…

— С полведра наберется, — согласился Обушок и не понял, почему нахмурился его ученик.

— А я думал…

— Не горюй, — наконец догадался Обушок. — Все так начинали. При-идет сноровка. Парень ты крепкий. Гляди, прямо Морфлот. Запомни, каждый пласт свой норов имеет, вроде новой жинки. — Усмехнулся: — Сегодня у меня ужинаем. Познакомлю со своей благоверной.

Вечером узнал Сашко у Катерины Павловны, что приехали они в Горловку с Полтавщины, фамилия их Обушак, отсюда и прозвище у мужа, на которое смешно обижаться. Долго вспоминал Сашко своего первого учителя.

За несколько месяцев столько событий произошло в жизни Степаненко, что самому не верилось. В забое освоился, рубить уголь стал легко — играючи две нормы давал. Выдвинули его в бригадиры, а начальник 24-го участка Дмитрий Александрович Семенов, человек твердый, но отзывчивый, порекомендовал Сашко в секретари комсомольской ячейки. В бригаде семь хлопцев. Им и сказал на наряде Семенов:

— Молодые вы, любо-дорого глядеть. На вас и надежда. Вам первым доверяем освоить отбойные молотки. Главное, не робейте. Я и в парткоме за вас поручился как коммунист. Механизация — дело политическое. Первая на шахте комсомольско-молодежная бригада. Гордитесь.

Бригада Степаненко первой взялась освоить отбойный молоток.

— Ку-уды они с энтими дрыгалками против обушков, — насмехались иные на шахте. — Скоро «мама» заголосят…

Зря так говорили. На взлете была первая комсомольско-молодежная… Хлопцы скоренько освоили отбойные молотки, пулеметные очереди в уступах оборачивались угольным потоком. Лава вышла на передовой рубеж по добыче. Ни у кого теперь язык не поворачивался подшутить над молодыми горняками из бригады Степаненко. Особенно отличались в работе и по характеру Ваня Тараненко и Коля Буценко, с ними сдружился Сашко, так их и звали на участке «трое неразлучных». И тут пришла беда.

В ночную смену загорелись трансформаторы в подземной камере, и вентиляционная струя понесла по выработкам угарный газ. Бригада Степаненко не успела выехать… Когда Сашко открыл глаза, то увидел Семенова. Осунувшийся, небритый, он понуро сидел на стуле рядом с больничной койкой. Позвал слабым голосом: