Георгий Яковлев - Никита Изотов

Новички уж интересоваться стали: скоро ли и они на молотки перейдут? Изотов подтверждал, что скоро, вот выполнят месячный план, так и можно будет ставить вопрос о переводе их участка на пневматику. Январь до месячной нормы не дотянули, но добыли больше угля, нежели седьмой участок раньше давал. Неутомим Изотов, не ругает, не сердится, а учит, показывает. Видит, устал парень, усадит его в уголок, возьмет обушок — раз-два… Льется угольный ручей вниз, в люк. Только вагоны порожние подавай. «Дядя Никифор, давай я сам…» — переживает хлопец.

«Сам и работаешь, я что — слегка подмогнул», — отвечает Изотов. И в следующий уступ, где Сашко Степаненко работает.

— Сколько сегодня? — и пытливо по сторонам глянет.

Тот для легкости куртку сбросил, играет мускулами, обушком в черную стену — р-раз, еще р-раз! Проседает пласт, сыплется, отваливаются грудки угля, текут по почве.

Спрашивает Изотов для порядка — сам видит, что бригадир уже шестую тонну рубить кончает, радуется.

— Сашко, как настроение у хлопцев?

— Боевое…

Первый день вроде того блина комом вышел — шестьдесят тонн недодали к плану. Через неделю суточная добыча дошла до 130 тонн угля. А к концу месяца вышли на план — 150 тонн.

Нравился Сашко Изотову, который вообще любил людей. Все с участка прошли выучку у Никифора Алексеевича, а Степаненко вдвойне. Когда он, выполнив свою норму, поспешил в соседний уступ помочь Игнашке, неразворотливому пареньку, то совсем покорил Изотова. «Вот это по-нашему, по-шахтерски, — гудел Никифор Алексеевич, хлопая его по плечу. — Ежели бы твою сознательность да всем рабочим». — «Да при чем тут сознательность, — смущался Степаненко, — жалко Игнашку стало, ведь старается, только не угоняется за нами». — «Что, я ему не показывал? — не соглашался Изотов. — Не обходил, рядком в уступе рубили». — «Может, он вас робел, а я вроде своего, товарищ-одногодок», — не терялся Сашко.

Февраль 1933 года начался победно для седьмого участка — все «плюсы» по итогам смены на доске показателей заносила молоденькая табельщица. Ребята радовались, а Изотов вдвойне — за себя и за них, что поверили хлопцы в свои возможности работать не хуже бывалых забойщиков, страх преодолели перед шахтой, перед пластом. А как важно в себя поверить, он по опыту знал…

Часто заходил к ним в общежитие, присаживался в комнате на табурет, увлеченно вспоминал, как восемнадцатилетиим приехал в Донбасс. Неуклюжий, в просторном балахоне из мешковины, который в шутку называли «спецовкой», он шуровал в топках, носил уголь. Спал здесь же, в центральной кочегарке шахты № 1 в Горловке, не раздеваясь. Время было голодное, выдавали за работу немного муки да кипятку вдоволь. Шел 1920 год, восстанавливались разрушенные во время гражданской войны шахты. Закрутились на копрах колеса-шкивы, что опускали по стволу клеть с людьми и лесом и выдавали на-гора вагонетки с углем и породой. Кочегары удивлялись: откуда у деревенского увальня такая хватка? Сила силой, а ведь здесь и сноровка нужны. Хвалили на собраниях, называли «сознательным пролетарием», лишнюю пайку хлеба выдавали за ударный труд. От похвал хотелось еще больше сделать. Тем более что на глазах менялась жизнь, а вместе с ней и отношение к труду.

— А как забойщиком стали? — спрашивали ученики.

Прикипел сердцем к немолодому уже шахтеру Денисенко, часто прибегал в нарядную шахты, садился на вытертую до глади скамью, слушал разговоры. И Денисенко его примечал, бывало, руку, пожмет, скажет как равному: «Привет рабочему классу. Закурить хочешь?» — «Не курю… Ты мне, дядя Гаврила, лучше про шахту расскажи». Просился не раз: «Возьми меня в забой». Но Денисенко советовал подождать: вот пустят скоро новый горизонт, уступы нарежут, тогда можно и новичков брать, а пока опытные руки нужны. Пояснял свою мысль: «Знаешь… так ведь можно навеки охоту отбить к нашей работе». — «Не-е, я упрямый». — «Природа упрямых не любит». — «А каких любит?»

Гаврила Семенович закручивал самокрутку, дымил: «Умелых любит, настырных». — «Вот я и говорю, что упрямый, чем труднее, тем мне больше охоты сделать по-своему…»

— Сколько таких разговоров было. А однажды Денисенко остановил проходившего мимо инженера, попросил: «Парень в забой хочет. Кумекаю я, толк выйдет, если на новый горизонт его направить». Инженер остановился, внимательно посмотрел на меня, качнул головой, сказал, что парень крепкий, да не в силе дело, он, Денисенко, знает это не хуже него.

«Посмотреть хочешь?» — спросил он с усмешкой. «Чего смотреть? — отвечаю. — Насовсем хочу…» «Сбежишь ведь после первой упряжки», — раззадоривал инженер.

«Слово даю», — загорелся я.

Не понимал, что инженер хитрит, нарочно подзадоривает, чтобы характер проверить, зажечь, чтобы не смалодушничал.

«Хорошо, — говорит, — попробуем тебя в забое. Но предупреждаю, это не кочегарка, это как живой организм, шахта-то. Ее полюбить надо».

Тот день, когда, получив лампу и обушок с корявым держаком — да ничего, вылезу из шахты — стеклом обтешу, — пошел к стволу, надолго остался в памяти.

— Здорово, дядя Никифор!

— Недели три нормы не давал, — признавался Изотов. — А потом пошло-поехало. На пласт «Сорока», где уступы располагались с другой стороны и можно было рубить уголь слева, — сразу две нормы, затем две с половиной. Однажды в уступ прилез незнакомый человек, устроился неподалеку, представился: «Хронометражист я, сделаю фотографию твоего рабочего места».

Удивился, как в такой темени фотографировать! Человек разъяснил, что фотография здесь ни при чем, а это по шкале времени надо отразить, сколько минут и на что затрачивают в смену, чтобы мой опыт другим передать. Гордился потом: «Сам хронометражист в забое у меня побывал!..»

Да, накрепко засели в памяти Изотова первые шаги в шахте, и та бескорыстная помощь, что получал он от незнакомых людей, обернулась желанием не проходить мимо отстающих, передавать им свои навыки…

— Руби по клеваку, — поучал он новичков, — начинай рубить сверху, с «кутка», и у тебя дела пойдут лучше. Уголь лежит слоями, и если будешь рубить по струе, он станет хорошо отваливаться и удар будет не напрасный. Лучше ударять меньше, да впопад.

Учил, что к крепкому углю надо брать зубки короткие, в уступ с мягким углем — длинные. Тогда выработка возрастет. Вел такие беседы ежедневно. Лучше пошли дела на участке, наряды проходили весело, без разносов. Смена старалась обогнать смену, и, чтобы ребята еще больше прониклись духом коллективизма, посоветовал Изотов оставлять сменщикам в запасе крепежный лес: дескать, мы и так вас обгоним. Так потихоньку, умело вел Изотов свою школу, приобщая деревенских хлопцев к великому искусству добывать уголь. И сам с ними рос: брал домой технические брошюрки, журналы, читал подолгу, даже выписки делал в особую тетрадь.