Максим Чертанов - Дарвин

Он не понимал: чего она переживает? С чего вдруг «не бросай»? Сам он занят по уши: «Птицы», начатые статьи о кораллах и Глен-Рое, беготня по лавкам, наем прислуги, а с домом-то промахнулся, все плохо, рядом Университетский колледж с больницей, где оперирует Листон, который через шесть лет начнет применять эфир, но пока пациенты так страшно кричат, что их слышно на всей улице, да еще грохот железной дороги, магазинов поблизости нет, вечный смог. Эмме описал неудобства с юмором, отчитался о кухарке и занавесках, нанял маляров перекрасить стены. 6 января, книжка «Е»: «Что происходит в мозгу человека, когда он говорит, что любит? Это слепое чувство, сродни сексуальному. Любовь — эмоция, и на нее влияют другие эмоции?» «Рудимент хвоста показывает, что человек первоначально был четвероногим животным. Волосатый, мог двигать ушами… предки всех позвоночных были похожи на моллюскообразное двуполое животное с позвоночником и без головы!!!»

Эмма — Чарлзу, 7 января: «Душенька, мой дорогой, я скучаю…» Он ей — о занавесках. Она, 9-го: «Мой дорогой, я не сержусь, что ты не написал раньше, но я так хочу получать от тебя письма, потому что не надеюсь за всю нашу совместную жизнь получить больше двух или трех… Это грустно. Что касается занавесок, это, конечно, вопрос неимоверной важности… Кэтрин и я спорили, убил ли сэр Вальтер Скотт свою жену. А ты как думаешь?»

Он заехал в Шрусбери на четыре дня, в Мэр на три, 20 января вечером из «Атенея» писал Эмме, на сей раз не только о занавесках — видимо, наконец почувствовал ее страх: «Я надеюсь, ты будешь так же счастлива, как и я, но меня немного пугает, что ты будешь отрезана от семьи… я думал этим утром, как же случилось, что я, так любящий болтать, стал наслаждаться тишиной и уединением; но я полагаю, что объяснение просто и это даст тебе надежду, что я перестану быть грубой скотиной, — дело в том, что пять лет в плавании я получал наслаждение только от одиноких прогулок по лесу или палубе крошечного "Бигля"… я думаю, ты меня облагородишь, научишь меня, что есть большее счастье, чем построение теорий и накопление фактов в одиночестве… Я хочу получить еще письмо, подписанное "Эмма В.", прежде чем ты станешь "Эммой Д."… Я забуду кольца, или ты забудешь постелить постель, или мы потеряем лицензию на брак…»

Она отвечала: «Ты не должен бояться, мой дорогой, что я не буду так же счастлива, как ты, я буду всегда считать 29-е самым счастливым днем, хотя, возможно, не таким уж великим, как ты говоришь… Думаю, главная опасность для меня в том, что я буду вести настолько счастливую, веселую и удобную жизнь, что не буду думать о серьезных вещах, которые есть в этой жизни и в будущей… Полагаю, ты будешь рассматривать меня как экземпляр (не знаю, к какому отряду я принадлежу), будешь сочинять теории обо мне, а если я буду сердиться, ты скажешь: "Что и требовалось доказать"». 24 января Чарлз был избран в Королевское общество, прочел доклад о Глен-Рое, на следующий день умчался в Шрусбери, оттуда писал Эмме, что от хлопот голова кругом, чувствует себя ужасно, но кольца купил, и обещал быть «послушным мужем». 28-го приехал в Мэр.

Утром в день свадьбы влюбленный сделал запись в книжке «Е»: «Дядя Джое говорит, что умные люди выписывают семена из Лондона… Он считает, что одна репа может испортить целую грядку капусты». Венчание провел родственник, Джон Веджвуд, в англиканской церкви Святого Петра. Молодоженов посадили в поезд до Лондона, в вагоне они пообедали бутербродами.

…Целый месяц в книжках не появлялось никаких новых записей.

Глава четвертая.

НЕ ВСЯКОЙ КОШКЕ ПОЛЕЗНО МОЛОКО

Порядок установился такой: Чарлз вставал в семь (Эмма спала), писал (о рифах) до десяти, завтракали, потом он опять работал, после двух гуляли, потом он учил немецкий, вечером шли в гости (Лайели, Оуэны, Холланд, Эразм, Генсло и Фанни Веджвуды) или читали романы (он любил детективные и дамские), Эмма играла ему на фортепиано, резались в триктрак (общий счет партий будет вестись десятилетиями). Ему нравилась эта монотонность. Он таскал ее в зоопарк, она его — на симфонические концерты. К театру оба были довольно равнодушны. Искали подходящую церковь, выбрали унитарианскую, которую посещали молодые Веджвуды. Ковингтон уехал в Австралию, наняли молодого дворецкого Джозефа Парслоу — он прослужит Дарвинам 50 лет. Чарлз нашел кухарку и горничную. Хозяйство было на нем. Жена ничего не умела. Единственным местом, где можно найти ножницы, иголку, конверты, был его кабинет. Дочь вспоминала признание отца: он знал, когда женился, что Эмма не только никудышная хозяйка, но и неряха, но постановил раз навсегда плюнуть на свою страсть к порядку, комфорту и чистоте, чтобы не раздражаться из-за этого всю жизнь.

У молодой жены причина огорчаться тоже была. Сказать ее вслух она не решилась, написала письмо: «Должна тебе сказать, что для тебя опасен отказ от Откровения, то есть я боюсь, что ты неблагодарно отвергнешь то, что сделано ради твоего блага и блага всего мира… Все, что касается тебя, касается меня, и я была бы очень несчастна, если бы думала, что мы принадлежим друг другу не навеки. Я не хочу, чтобы ты отвечал, — мне достаточно того, что я это написала, а когда я говорю с тобой, то не умею выразить мысли и знаю, что тебе нужно большое терпение для разговоров с твоей женой… Я так боюсь, что мой дорогой Ниггер подумает, будто я забыла обещание не докучать ему, но я уверена в его любви и не могу выразить, какое счастье он мне дарит и как горячо я его люблю, не уставая благодарить его за необыкновенную нежность, которая день ото дня дарит мне все больше счастья».

Муж на письмо не ответил, но написал на полях: «Когда меня уже не будет в живых, знай, что я много раз целовал это письмо и плакал над ним». Когда в 1855 году женился друг, Дарвин писал ему: «Надеюсь, женитьба не вызовет у Вас расположения к праздности… Боюсь, что счастье дурно отражается на работе». В 1862 году сказал: «Дети — величайшая в жизни радость, но часто — еще большее горе. Ученому их заводить нельзя, жену, может быть, тоже; тогда он не будет привязан ни к чему на свете и сможет работать как одержимый». Но он сам выбрал счастье, надо как-то совмещать. С 24 февраля возобновил записи в книжке «Е» — в основном о гибридах растений. Завел книжку «Вопросы и опыты», а «метафизическую» «М» сменила «N»: «Аргумент в пользу того, что животные мыслят, — у них есть память… собака видит сны… Обстоятельства, наделившие пчел инстинктом, не менее замечательны, чем человек с его разумом».

Перечел Ламарка, отметил в «Старых и бесполезных мыслях»: «Что такое "стремление к совершенствованию" и каким законам подчиняется? — непонятно». Там же: «Христианин имеет огромное превосходство над язычником — большого изменения в уме не могло бы произойти, не изменив тело, а поскольку все люди примерно одинаковы, то и инстинкты у них общие… Инстинкт — приобретенная память… Когда мы превратимся в ангелов, наша несовершенная память может стать совершенной и мы сумеем вернуться к себе такими, какими мы были, такая память может быть и у животных, которые превратились в людей… Мысль субъективна, мозг объективен…» — пытался размышлять на эту тему, но не хватило знания физиологии, бросил. Прочел философа Д. Макинтоша, сравнивавшего Аристотеля и Гоббса (их самих читать поленился): Гоббс утверждал, что человек по природе асоциальное существо, Аристотель говорил, что социальность мы унаследовали от предков. Записал: «Есть инстинкты низшие, как голод, и высшие, как общежительность, — выбираем между ними». Как мы знаем, что хорошо и что дурно? Сперва делали осознанный выбор, потом он стал привычкой. Рассуждал о воспитании детей: надо прививать им правильные инстинкты. «Только те инстинкты, которые были зачем-то полезны, могли развиться в веках, а значит, все, какие есть, полезны?»