Адольфо Камински, фальсификатор - Сара Камински
Мгновенно проснулся и вскочил на ноги. Ломота во всем теле, ведь я спал на жесткой деревянной скамье. Зато головная боль прошла бесследно. Сколько времени я потерял? За окном стемнело. Впереди у меня всего одна ночь и утро. Бросился в ванную, распахнул дверцу аптечки, перерыл все внутри. Стерильная медицинская марля… А вдруг сон не врал? Вдруг марля – мое спасение? Оставалась слабая надежда, что я изготовлю «швейцарские» паспорта точно в срок.
Исполнил все в точности, как увидел во сне. Изорвал на мелкие клочки различный картон и бумагу, залил их теплой водой, тщательно перемешал с обрывками марли. Измельчил вновь полученную массу, добавил клей, раскатал ее. Кажется, получилось. Поместил листы в шкаф для просушки. Пока они невероятно долго сохли, я измаялся, бегал по мастерской кругами как заведенный. Затем еще раз прогнал через валы станка, добиваясь нужной толщины. Сравнил наконец-то с оригиналом. Моя плотная бумага ничем не отличалась от подлинной ни на взгляд, ни на ощупь, даже под микроскопом. Та же фактура, та же прочность, гибкость. Ни единого изъяна. Ни единого намека на подделку.
Обложки готовы! Оставалось их окрасить, нанести надписи, разрезать и сшить с внутренними страницами. Безупречные паспорта! Со счастливой улыбкой я подумал, что завтра отправлюсь в аптеку и закуплю стерильную марлю в промышленных масштабах… Рулонами. Тоннами.
10
Мягкий вечерний свет проникал сквозь круглое большое слуховое окно. В лаборатории мир и покой. Я ритмично, монотонно вращал тугую ручку станка-пресса, Мари-Алин аккуратно складывала отпечатанные страницы, затем брошюровала их. Внезапно в тишине послышался детский плач.
– Она проснулась, прервемся на минуту, – сказала со вздохом Мари-Алин и отправилась укачивать дочь.
Я все-таки наладил поточное производство «швейцарских» паспортов. Безупречная репутация во всем мире, всеобщая уверенность в том, что подделать их невозможно, позволили нам безболезненно провернуть целый ряд рискованных операций. Много лет спустя я узнал, что Франсис и Даниэль, заказав мне первые паспорта в двухдневный срок, попросту меня разыграли… Они тогда вовсе в них не нуждались. Дело в том, что обоих занимал вопрос, когда же я сдамся, скажу: «Не могу, это мне не по силам». Я ведь молча, безропотно принимал самые сложные неожиданные заказы и всегда выполнял их в срок, без малейшего опоздания. Вот им и захотелось подстроить мне каверзу, подловить, а потом посмеяться. Когда я сказал бы им, что не справился, они снисходительно успокоили бы меня, признались, что пошутили. Но я-то принес им готовые паспорта… Поэтому они смутились, устыдились глупого розыгрыша и промолчали. Правильно сделали, тогда я бы их не простил. Дурацкий поступок, чего уж там! Однако теперь, через несколько десятилетий, готов признать, что благодаря ему мы сэкономили массу времени. Швейцарские паспорта ценились на вес золота, так что сеть действительно очень скоро ощутила острую нужду в них.
Мари-Алин вскоре вернулась вместе с крошечной Натали в кенгурятнике. В одной руке у молодой матери бутылочка, в другой – подгузник.
– Подожди, я сейчас накормлю ее, а потом искупаю. Как раз успею до прихода няни.
В моей жизни Мари-Алин появилась внезапно, как первоцвет весной. Еще вчера мы не были знакомы, и вдруг сошлись, будто всю жизнь прожили вместе. Однажды в «Олд Нейви» ко мне подошел приятель и спросил:
– Послушай, Адольфо, у тебя не найдется работы для одной моей подружки? Ей деньги нужны позарез!
А я как раз снял громадное помещение на улице де Жёнёр, заплесневелое, черное от грязи. Вот и согласился заплатить немного за посильную помощь с уборкой. На следующий день у меня на пороге возникло небесное создание, миниатюрное, лет двадцати пяти, с огромными голубыми глазами и длинной светлой челкой. Непослушные пряди девушка постоянно заправляла за уши.
– Я Мари-Алин, – представилась она. – Готова все отмыть!
Энергичная, живая как ртуть, за словом в карман не лезла. Пришла на подённую работу и осталась насовсем. Вскоре я узнал, что Мари-Алин – мать-одиночка, деньги ей нужны, чтобы платить кормилице, у которой пока что жила малышка. Я сейчас же сколотил кроватку и поставил ее в фотостудии рядом с нашей постелью. В тот же день мы забрали Натали. Предстояло наладить работу подпольной типографии и лаборатории, найти клиентов для легального фотоателье и позаботиться о младенце. Хлопот полон рот. Мари-Алин увлекалась политикой и горячо сочувствовала алжирцам, однако понятия не имела о том, что связалась с фальсификатором. Мы вместе спали, ели, трудились, жили под одной крышей, мог ли я скрывать от нее правду? Поначалу она не на шутку перепугалась. Ей все чудилось, что полиция вот-вот вломится к нам среди бела дня или темной ночью, скрутит и утащит в тюрьму. Но постепенно страх прошел, и Мари-Алин стала охотно помогать мне, одновременно кормя, купая и баюкая Натали.
В дверь позвонили. Я вытащил последний листок из станка и аккуратно спрятал в ящик. Тщательно запер все двери: в типографию, в основную лабораторию, в «цех», в темную комнату, в кладовую. И только после этого впустил няню. В прихожую вошла девочка-азиатка лет пятнадцати с мягким грустным взглядом и робко представилась:
– Орели´.
Нанять ее нам посоветовал один знакомый, узнав, что Мари-Алин постоянно возилась с младенцем и не могла выйти из дома. Пока молодая мать рассказывала, что и как нужно делать, я в последний раз пристально оглядел все вокруг: не осталось ли на виду что-нибудь запрещенное. Зазвонил телефон.
– Адольфо, мне нужно срочно поговорить с тобой. Сможем завтра встретиться? – обеспокоенно спросил Анри, мой друг-фотограф.
– Конечно.
– Давай в семнадцать ровно у «Сен-Клод».
– Договорились!
Как только мы с Мари-Алин вошли в кафе, хозяин подозвал меня:
– Вам письмо, мсье.
Конверт раскрашен под американский флаг. Адресован непосредственно хозяину «Олд Нейви», бульвар Сен-Жермен, Париж, Франция. На листе формата А3 Сара Элизабет написала огромными буквами одну-единственную фразу: «Передайте Адольфо, что в Америке его ждут». Затем сложила лист в восемь раз.
Я наконец-то решился, написал ей, что не приеду. Звал ее обратно, пусть возвращается в Париж, тогда мы опять будем вместе. Сара Элизабет ничего не поняла. Как она могла о чем-либо догадаться, если я ни словом не упомянул о своих терзаниях, о мучительном выборе, о важных причинах, из-за которых остался во Франции? Она мне все равно ответила, потребовала объяснений. Правду открыть нельзя, врать
