Первый: Новая история Гагарина и космической гонки - Стивен Уокер
До этого момента поведение Хэма было, на жаргоне космических полетов, «штатным», да Диттмер ничего другого и не ожидал. Пять раз за последние три недели шимпанзе проходил через генеральную репетицию этой самой процедуры: его так же задраивали в контейнере, так же везли на площадку и так же поднимали в лифте. Эти переживания стали, насколько возможно, привычными в результате повторений. Но одно переживание – сам полет – невозможно было сделать привычным, а в конечном итоге только оно и имело значение.
Лифт добрался до верхушки башни обслуживания, и его дверь открылась перед короткой платформой, на краю которой ждала пассажира капсула Mercury. Пока Шепард стоял рядом и наблюдал, несколько инженеров помогли Диттмеру установить внутрь контейнер Хэма через открытый люк. Эта капсула – космический корабль № 5 – была доставлена на мыс Канаверал еще в октябре, после чего была тщательно проверена и испытана в ангаре S – том самом, рядом с которым были припаркованы трейлеры с шимпанзе. За это время было обнаружено 150 дефектов, нуждавшихся в исправлении. Поскольку в этот небольшой конус высотой 2,3 м было втиснуто более 11 км проводов и трубок, инженерам оставалось только молиться, что они ничего не пропустили.
Те, кто видел впервые космический корабль № 5, вряд ли догадались бы, для чего он предназначен. Если говорить о его внешнем виде, то можно сказать, что капсула с ее гофрированной металлической оболочкой больше походила на огромный серый мусорный бак, хотя по форме она была не цилиндрической, а скорее походила на колбу, на дне которой должен был лежать на спине астронавт или шимпанзе. В сравнении с футуристическими, но так и не реализованными крылатыми чудесами, такими как Dyna-Soar, вся конструкция казалась на первый взгляд ужасающе грубой, как будто ее сколотили из нескольких настоящих мусорных баков за полдня. Но на самом деле в ней не было ничего непродуманного. Скорее наоборот, она воплощала самые передовые технологии начала 1960-х годов и представляла собой продукт инженерного гения.
Сердцем этого гения был блестящий, хотя и эксцентричный, инженер-аэродинамик Максим Фаже, который понимал, что все эти сексапильные крылатые космические корабли с обтекаемой формой и низким аэродинамическим сопротивлением, рождавшиеся в воображении изобретателей, очень быстро сгорят при входе в атмосферу и поэтому формы здесь нужны не обтекаемые, а как раз наоборот. Чем большее аэродинамическое сопротивление удастся получить, тем ниже будет скорость, с которой корабль войдет в плотные слои воздуха, а шансы его обитателя уцелеть вырастут. Именно поэтому, вопреки канонам аэродинамики, Фаже сконструировал и отстоял во всех инстанциях этот нескладный с виду колбовидный бак для мусора, который теперь был установлен на вершине ракеты Redstone с шимпанзе внутри. Большое плоское основание корабля гарантировало ему более медленный спуск на Землю и, соответственно, меньший нагрев, а также обеспечивало куда лучшую защиту для всего и всех, кто был внутри. Фаже потребовалось немало времени, чтобы убедить руководителей нарождающейся космической программы США в правильности его решения. Вряд ли этому способствовал тот факт, что он обожал гавайские рубахи и любил делать стойку на голове во время технических совещаний, но в конце концов ему удалось добиться успеха. Возможно, пробивные способности у него были в крови: его дед когда-то предложил совершенно неожиданный способ лечения, спасший Новый Орлеан от вспышки желтой лихорадки.
В Советском Союзе Сергей Королев и его конструктор космического корабля Михаил Тихонравов – еще один эксцентричный гений, своего рода русская версия Фаже – предложили намного более простую сферу, которая тоже имеет хорошее аэродинамическое сопротивление. Но у них уже имелась мощная ракета Р-7, способная поднять этот более тяжелый и крупный корабль в космос, тогда как у Фаже ничего подобного не было. Его страшненькая гофрированная колба была и меньше, и много легче «Востока», как и полагалось, если создатели надеялись хоть как-то поднять ее в космос на борту сравнительно маломощной американской ракеты.
По этой же причине внутри американской капсулы все тоже было меньше и легче. Вообще говоря, она была крохотной, размером примерно с телефонную будку, если вам удалось-таки в нее втиснуться: «В космический корабль Mercury не садятся, – шутил Джон Гленн, – его надевают на себя»[198]. Вся конструкция представляла собой чудо миниатюризации, без которой не удалось бы втиснуть все необходимое. Помимо километров проводов, там было около 10 000 деталей, почти каждую из которых пришлось, в эдакой пародии на «Путешествия Гулливера», переделывать и уменьшать до размеров, которые еще недавно представлялись совершенно немыслимыми. Каждый дюйм и каждый фунт массы имел значение. Проблему усугубляло то, что все это требовало времени. Например, конструирование легкого сферического резервуара размером с волейбольный мяч, вмещающего всего-то 2 кг кислорода, заняло 18 недель, и это только один элемент. За бесконечными проволочками и переносами, которые так расстраивали американскую публику, крылась простая истина: на изготовление более мелких компонентов требуется больше времени. Однако эту истину очень трудно донести до публики. У Советов эта проблема не стояла так остро. Конечно, в гонке они шли первыми, но технически, по тем же причинам, отставали.
Почти во всех отношениях космический корабль № 5, предназначенный для Хэма, был идентичен космическому кораблю № 7 – капсуле, которая должна была доставить в космос Шепарда и которая в данный момент находилась в ангаре S и тоже проходила проверку после доставки туда в декабре. Полет Хэма должен был проходить в автоматическом режиме и контролироваться бортовой системой, обеспечивавшей правильную ориентацию капсулы на разных этапах полета, – еще одна сложная система, которую предстояло испытать впервые. У Шепарда предусматривалась возможность «вручную пилотировать» капсулу во время полета или, по крайней мере, некоторой ее части при помощи контроллера, похожего на маленький джойстик. По его команде в пространство выпускались реактивные струи, позволявшие космическому кораблю изменять ориентацию. Получалось что-то вроде нормального пилотирования, хотя и в грубом приближении. В отличие от Хэма, у Шепарда была также рукоятка для катапультирования, которой он мог воспользоваться, если все начнет разваливаться, – астронавты называли ее «кнопкой труса». Это был еще один элемент автономности пилота, за который они сражались с инженерами, хотя катапультирование можно было инициировать и автоматически, и с Земли. Можно сказать, что сама конструкция кабины была своего рода доказательством успеха астронавтов в их сражениях за возможность управления полетом. Едва ли не каждый дюйм ее поверхности был занят циферблатами, ручками, индикаторами, лампочками и рычагами, в точности как «настоящий» самолетный кокпит. Там было 20 индикаторов и по крайней мере 55 переключателей – намного больше, чем в советском «Востоке» с его почти пустой центральной панелью, где находились всего четыре циферблата. Можно сказать, что она походила на Volkswagen или, скажем, восточногерманский Trabant того времени, правда, перед водителями этих машин стояло больше задач, чем перед советскими космонавтами в их кораблях.
Чего не было на космическом корабле Хэма – и у Шепарда тоже – так это настоящего иллюминатора. Астронавты очень хотели получить его и говорили, что ни один уважающий себя пилот не может пилотировать корабль без иллюминаторов, но технические сложности оказались непреодолимыми, по крайней мере пока. Иллюминатор нормального размера появился лишь в более поздних моделях. Шепарду же предстояло обойтись двумя крохотными 15-сантиметровыми окошками и перископом – у первого астронавта Америки было не слишком много возможностей полюбоваться красотой и величием Земли из космоса, хотя вряд ли визуальные наблюдения планеты стояли в списке приоритетов Шепарда на первом месте в тот очень короткий период пребывания наверху. У Хэма в капсуле были те же два иллюминатора, но сам он находился внутри контейнера. Единственное, что он видел, – это две лампочки психомоторного тренажера на расстоянии нескольких дюймов, и по собственному
