Дмитрий Волкогонов - Троцкий. Книга 2

По предложению Сталина, 14 ноября ЦКК исключила Троцкого и ряд других оппозиционеров из членов партии. Это было третье "зафиксированное" поражение лидера оппозиции в 1927 году. Он назвал это "спуском революции", который захватил с собой и его, одного из главных творцов этой революции. Последняя тонкая ниточка, связывавшая его с официальными кругами, с Кремлем, оборвалась. На другой день после исключения из партии теперь уже полностью опальный "выдающийся вождь" написал:

"Секретарю ЦИК СССР

Сим извещаю, что в связи с состоявшимся обо мне решением я вчера, 14 ноября, выселился из занимавшейся мною до сих пор квартиры в Кремле. Впредь до того, как найду себе постоянную квартиру, я временно поселился в квартире тов. Белобородова (ул. Грановского 3, кв. 62). Ввиду того, что мой сын заболел, жена и сын останутся в Кремле еще в течение нескольких ближайших дней. Надеюсь, что квартира будет освобождена окончательно не позже 20 ноября.

Л.Троцкий"[131].

Начались аресты, запреты на собрания оппозиции, нередко кончавшиеся стычками. Печать тиражировала измышления, что троцкисты намерены создать "контрреволюционную партию", выступающую против ВКП(б). В этих условиях Троцкий написал "Заявление оппозиции и положение в партии", которое не было опубликовано в прессе, но переписывалось и ходило по рукам. Тон заявления был спокойный, примирительный. В нем, например, говорилось: "По замыслу сталинской фракции, исключение многих сотен лучших партийцев, завершившееся исключением тт. Зиновьева и Троцкого, является не чем иным, как попыткой вынудить оппозицию перейти на положение второй партии… Оторвать себя от ВКП оппозиция не позволит и к организации второй партии не приступит"[132].

Увы, осталось совсем немного до того времени, когда Троцкий будет окончательно "оторван" не только от партии, но и от Москвы, отечества, всего того, чему он без остатка отдавал свои силы все эти годы.

Ссылка и депортация

Чтобы избежать унижения при насильственной высылке из Кремля, на другой день вечером после описанных событий друзья помогли семье Троцкого перебраться (как они считали, временно) к А.Г.Белобородову, одному из его сторонников. Это был тот самый Белобородов, который в июле 1918 года передал преступное распоряжение Центра — с ведома и одобрения Ленина — о расстреле без всякого суда семьи русского царя, в том числе и детей…

Похудевший Троцкий часами сидел за столом, писал статьи, составлял инструкции группам оппозиционеров, слал телеграммы, встречался с друзьями, которых направляли в ссылку. Наталья Ивановна тихо советовала мужу уехать на месяц-другой в какую-нибудь подмосковную деревню… У него столько литературных планов… В руководстве рано или поздно увидят, что он прав, и позовут его… Седова понимала, что все это не так, но она тревожилась о его здоровье.

Троцкий был человеком ниже среднего роста, сухощавым, с копной густых седеющих волос, живыми голубыми глазами, выражавшими непреклонную силу воли, энергии и мысли. За осень этого года он сильно похудел, осунулся, лицо стало желтым. Его потрясло самоубийство Адольфа Абрамовича Иоффе. Выстрел в Кремле, где еще жил Иоффе (но высылка была уже назначена), прозвучал как сигнал протеста против насилия над оппозицией, над идеей, над революционными идеалами. 17 ноября 1927 года Троцкий принял участие в похоронах старого друга. Хотя церемония состоялась днем, в рабочее время, на Новодевичьем кладбище собралось много народу. После выступлений группы друзей и соратников Иоффе короткую речь произнес Троцкий. Закончил он эффектно: "Борьба продолжается. Каждый остается на своем посту. Никто не уйдет". Толпа проводила Троцкого до автомобиля. Раздавались приветственные возгласы. Но многие уже смотрели враждебно. Троцкий, близоруко щурясь, махал рукой собравшимся. Это было его последнее публичное выступление на родине.

Вечером на новую квартиру Троцкого принесли правительственный пакет, предложили расписаться в получении документа. Вскрыв его, Троцкий развернул лист бумаги:

"Постановление

Совета Народных Комиссаров СССР

Об освобождении тов. Л.Д.Троцкого от обязанностей Председателя Главного Концессионного комитета и о назначении Председателем ГКК тов. В.Н.Косандрова.

Совет Народных Комиссаров СССР постановляет:

1. Освободить тов. Троцкого Льва Давыдовича (так в тексте. — Д.В.) от обязанностей Председателя Главного Концессионного Комитета…

Председатель Совета Народных Комиссаров Союза ССР и Совета Труда и Обороны

17 ноября 1927 года.

Рыков"[133].

Это была последняя официальная должность Троцкого. Правда, он еще несколько дней оставался членом ЦИК СССР, но, естественно, был выведен и оттуда. Отторжение от системы, которую он так активно создавал, было полным. Теперь нужно было думать, как зарабатывать на жизнь. Литературным трудом? Едва ли… Перед ним захлопнули свои двери все редакции. Государственное книжное издательство сообщило, что прекращает издание собрания сочинений Троцкого… Что делать? Но отверженный революционер нашелся и тут: он позвонил в Институт Маркса и Энгельса и предложил его директору, своему старому знакомому Рязанову, переводить работы основоположников научного социализма. Согласие было получено, и Троцкий уже в Москве вечерами стал читать в оригинале работу Маркса "Господин Фогт".

Отложив книгу, Троцкий иногда вставал и начинал мерять маленькую комнату быстрыми шагами: пять в один угол — пять обратно. В стареньком свитере, валенках, с заложенными за спину руками он походил на узника в камере. И, по сути, так оно и было: у дверей квартиры и у входа в подъезд дежурили сотрудники ОГПУ. Сталин не спускал глаз с поверженного соперника.

О чем мог думать Троцкий в эти ноябрьские и декабрьские вечера 1927 года? Питал ли он какие-то надежды в связи с приближавшимся днем открытия XV съезда? Раскаивался ли в чем? Или "инвентаризировал" свои ошибки?

Никто никогда однозначно не ответит на эти вопросы. Внутренний мир человека нелегко постичь, а может, и невозможно, если его носитель уходит навсегда. Но мне кажется, Троцкий не мог не думать о судьбах оппозиции, о том, почему Сталин, уступавший ему в интеллектуальном и нравственном отношении, человек, роль которого в революции была эфемерной, одержал в конце концов верх над ним? Троцкий понимал, что в его споре со Сталиным главным Свидетелем и Судьей может быть только История. Но он еще не знал, что она, История, осудит их обоих, хотя и в разной степени…

Во время гражданской войны Троцкий не раз резко ставил вопрос о Сталине, требовал отстранить его от решения военных дел на том или ином фронте, но ни разу не пытался убедить Председателя Совнаркома довести дело до конца. Однажды поведение Сталина он назвал "опаснейшей язвой, хуже всякой измены и предательства военных специалистов"[134], но не настоял на отстранении чрезвычайного уполномоченного. Узнав Сталина раньше многих других, Троцкий согласился в конце концов на предоставление ему важного административного поста в партии. То была серьезная недооценка возможностей этого человека. Он мог осадить его задолго до того, как тот набрал роковую для революции силу.