Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов
Наконец, Альфред нашел тот оптимальный состав смеси, который был мощнее, чем порох, и годился для применения в стрелковом оружии. Это был несомненный успех, и он подал в Торговую палату заявку на изобретение нового вида пороха… на свое имя. Ни отца, ни Эмиля он в нее не включил. В октябре 1863 года патент на имя Альфреда Нобеля был выдан. Согласно официальной семейной легенде, Эммануил был рад за сына, считая, что и в самом деле вся слава создателя нового пороха должна достаться ему, и от всей души поздравил Альфреда с успехом.
Что ж, возможно, внешне так и было. Но зная историю разработки этого пороха, вспыльчивый нрав Эммануила и последующий ход событий, становится понятно, что старик был в ярости и считал, что сын его попросту обокрал – ведь автором идеи смешения двух взрывчатых веществ был именно он!
Именно после этого отношения сына с отцом начали стремительно портиться, и в начале 1864 года Альфред съехал из дома родителей и поселился на съемной квартире в самом центре Стокгольма. Вместе с тем он продолжил работать в Хеленеборге, так как, во-первых, отцу и в самом деле нужна была его помощь, а во-вторых, у него имелись собственные идеи, для которых требовалась химическая лаборатория, а другой лаборатории у него не было.
Тем временем король выдал Эммануилу Нобелю обещанные 6000 риксдалеров на продолжение экспериментов с баллиститом и назначил испытание нового пороха на начало ноября 1863 года. Король и кронпринц Оскар лично прибыли на испытания и наблюдали, как в пушки загружаются снаряды с баллиститом. Увы, к тому времени смесь успела устареть, глицерин растворил порох, так что залпы получились довольно слабенькими, и на лицах всех участников испытаний было написано разочарование. Чтобы спасти положение, Альфред прямо на месте смастерил бомбу из чугунной кружки, увеличив долю нитроглицерина в порохе, после чего попросил почтенную публику отойти как можно дальше.
Взрыв был такой силы, что кружку отшвырнуло метров на восемьдесят, но было видно, что члены комиссии не столько поражены, сколько напуганы таким результатом. Но правила хорошего тона есть правила хорошего тона, и Эммануилу Нобелю вежливо сообщили, что окончательный ответ по поводу применения его пороха будет дан позже. Как и по вопросу о принятии на вооружение его подводных мин.
Все это давало надежду, которая вроде бы начала оправдываться: в декабре 1863 года министр флота передал в дворянскую палату рисксдага предложение приобрести секрет подводных мин Нобеля в обмен на выплату ему солидной пожизненной пенсии. Но тут в ход обсуждения вмешался «старый добрый друг» Эммануила Файнельм, который, как выяснилось, не забыл давние обиды и в глубине души считал, что является автором идеи создания подводной мины. Отчасти это было правдой – Файнельм создал первую самовзрывающуюся мину еще в 1830 году, и, решив в России заняться созданием подводных мин, Нобель во многом отталкивался от его идеи.
Именно под давлением Файнельма экспертный комитет решил отклонить взятие нобелевских мин на вооружение и использовать мины, созданные… одним из сотрудников военного ведомства. Мины эти, впрочем, практически повторяли по своей конструкции нобелевские, то есть речь шла об откровенной краже и коррупции, стремлении чиновников порадеть «своему человечку».
Эммануил Нобель узнал об ожидаемом решении из газет, вознегодовал и через них же воззвал к справедливости. В качестве компенсации за кражу он потребовал выплатить ему 20 тысяч риксдалеров в виде пенсии. Но хотя пресса была на его стороне, комитет постановил воздержаться от использования мин Нобеля и отклонила его претензии на компенсацию. Король Карл XV лично опубликовал статью, в которой утверждал, что мина, которую он выбрал, совершенно отлична от мины Нобеля и потому все утверждения последнего безосновательны.
Новый, 1864 год семья Нобелей встречала не в самом лучшем настроении. Отношения Альфреда с отцом напряглись до предела. После отказа в пожизненной пенсии финансовое будущее Эммануила и Андриетты представлялось крайне туманным.
Старший брат Роберт разочаровался в своей идее жить за счет пивоварения и создал новую компанию «Аврора» с целью заняться продажей изобретенного всего десять лет назад керосина, который тогда назывался «петролеум» и стал чрезвычайно популярным после создания керосиновых ламп и горелок. Бо́льшую часть стоимости завезенного из США керосина, ламп и «керосинок», которыми торговал Роберт, оплатил Людвиг, что, как он признался в письме брату, сильно пошатнуло его финансовое благополучие. А ведь он еще помогал родителям, Альфреду и Эмилю – и все это на довольно скромные доходы с его небольшого завода в Санкт-Петербурге!
Свои планы на будущее Людвиг по-прежнему связывал с Россией, а точнее, с российской военной промышленностью – он собирался производить ружья, пушки и лафеты. С этой целью он запатентовал на свое имя давнюю идею Эммануила об укреплении пушек жестяными полосами – зная, что отец, находящийся, по сути, у него на содержании, не станет против этого сильно возражать.
Вместе с тем идею Роберта с бизнесом на «петролеуме» он тоже считал весьма перспективной. Да, пока норма прибыли от этого бизнеса оставляла желать много лучшего, так как американская нефть и, соответственно, керосин стоили дорого, но он был наслышан, что где-то там, «за стеной Кавказа», в далеком Баку нашли крупные месторождения нефти. Из-за примитивных методов добычи и трудностей с транспортировкой бакинская нефть стоила на тот момент не дешевле американской, но ведь все могло измениться!
И в следующем году для Нобелей и в самом деле многое изменилось. Но, увы, далеко не все эти перемены оказались к лучшему.
Глава вторая
Укрощение «гремучего дьявола»
Поэзия есть огонь, загорающийся в душе человека. Огонь этот жжет, греет и освещает. Настоящий поэт сам невольно и страданьем горит, и жжет других, и в этом все дело.
Лев Толстой
В те дни Альфред Нобель обживал свою новую квартиру в центре Стокгольма, наслаждаясь всеми преимуществами жителя стремительно развивающейся, живущей насыщенной культурной жизнью столицы. Он стал завсегдатаем двух крупнейших книжных магазинов, любил заглядывать туда, просматривая свежую прессу и книжные новинки, покупал новые переводы английских и немецких классиков на шведский, а также своих любимых Байрона и Шелли в оригинале. А также, разумеется, книги на русском и французском, так как прекрасно владел и этими языками.
Поэзия оставалась главной любовью и
