Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов
В июне 1864 года он наконец отправил заявку на регистрацию патента, указав там в качестве сферы применения именно рудники, а заодно стал интенсивно искать рудник, на котором мог бы провести полномасштабные испытания нового детища. Вскоре он вышел на директора цинкового рудника немца Отто Шварцмана, создавшего для разработки руды небольшой рабочий поселок Оммеберг. Цинк был в то время одним из самых востребованных металлов, его добыча сулила огромные прибыли, но дела в Оммеберге шли из рук плохо – прежде всего из-за крайней дороговизны процесса добычи. Шахтеры вручную сверлили и прорубали молотком дыры глубиной в 80 сантиметров, затем закладывали в них порох, и так проходили в лучшем случае 10 сантиметров за час, то есть получали для добычи очень небольшой кусок горной породы. Шварцман считал, что он на пороге банкротства и скоро ему придется закрыть предприятие. В письме Альфреда он увидел забрезживший призрачный шанс на спасение и поспешил на него откликнуться.
В июне Шварцман и Нобель встретились и договорились, что испытания продлятся две недели. Но, по сути, этого срока не понадобилось. Испытания «гремучего масла» или, как прозвали его газетчики, «жидкого пороха» превзошли все ожидания. Газеты захлебывались от восторга, говоря о революции в горнодобывающей промышленности, – скорость проходки увеличилась многократно, ее стоимость уменьшилась в разы, и вдобавок газеты поспешили уверить читателей, что «жидкий порох Нобеля» куда безопаснее для рабочих, чем обычный.
Альфред вернулся из Оммерберга в Стокгольм 7 июля как триумфатор. Неделю спустя он получил патент, который разрешал задачу Зинина о детонации нитроглицерина и превращал вещество, полученное Собреро, из опасного и непредсказуемого в чрезвычайно полезное для человечества.
Заказы от рудников на нитроглицериновую взрывчатку посыпались один за другим. Альфред и Эмиль в спешном порядке расширяли производство нитроглицерина на заводе в Хеленеборге и нанимали новых рабочих. Одновременно продолжались опыты с целью добиться максимальной эффективности нового изобретения, и к ним Эмиль привлек своего товарища Карла Эрика Герцмана, изучавшего химические технологии. Правда, никаких данных об этих опытах не сохранилось.
Лето 1864 года оказалось для Альфреда и Эмиля Нобель необычайно насыщенным. Они постоянно разъезжали по рудникам на демонстрации «гремучего масла», которое перевозили… в обыкновенных бутылках из-под шампанского. Надо заметить, что это было крайне рискованное предприятие, и то, что тогда все обошлось, было настоящим чудом.
Эммануил Нобель в это самое время продолжал делать ставку на мины, рассчитывая, что панскандинавские планы короля в итоге вызовут спрос на его изобретение. Но вот о том, чтобы застраховать завод в Хеленеборге от пожара и другого несчастного случая, ни он, ни Альфред почему-то не думали, и что было тому причиной – опрометчивость или скупость, или и то и другое вместе, теперь остается только гадать.
* * *
В эти самые дни жители соседних домов и владельцы окрестных мастерских, узнав, что на заводе производятся взрывчатые вещества, да еще в большом количестве, не на шутку встревожились и стали жаловаться владельцу Хеленеборга Бюрместеру, требуя принять меры и оградить их от «адских машин» Нобеля, пока они все не взлетели на воздух. И, как оказалось, не зря.
Утром 3 сентября Эммануил, Эмиль и Карл Эрик Герцман, как обычно, отправились в лабораторию производить опыты и новые партии нитроглицерина, а Альфред задержался дома с матерью, так как к нему приехал инженер Блюм, чтобы обсудить возможность совместной работы. Около одиннадцати часов, когда Альфред мирно беседовал с гостем, раздался взрыв такой силы, словно совсем рядом упал даже не один, а сразу несколько пушечных снарядов. Альфреда и Блюма швырнуло на пол; оба они получили травмы головы, причем Блюм – очень серьезную. Над заводом взметнулся столб пламени, который затем сменили клубы черного дыма. В домах, стоявших в десятках метрах от завода Нобелей, выбило стекла, у торговок на расположенном в сотне метров мосту повалило прилавки. По всему кварталу стремительно распространялся сильный запах азотной кислоты.
Вскоре на место прибыли пожарные расчеты и, само собой, журналисты. Пожар потушили довольно быстро, и тогда пожарным, уличным зевакам и журналистам открылась поистине страшная картина. В развалинах были найдены трупы не только Эмиля Нобеля и Карла Эрика Герцмана, но и 13-летнего мальчика-посыльного Хермана Норда и 19-летней лаборантки Марии Нурдквист. Трупы были опознаны не сразу – некоторые из них были без головы, мясо с костей содрано, как, понятное дело, и одежда. Никогда прежде ни шведам, да и вообще кому-либо из людей не доводилось видеть последствий столь мощного взрыва, вдобавок прозвучавшего не на войне, а во вполне мирном тихом квартале.
Еще двумя жертвами взрыва стали работавший в одной из пристроек Нобелей 45-летний плотник Юхан Петер Нюман и жена кузнеца Андерссона, жившего по соседству с Нобелями. Она как раз варила обед на кухне, когда в результате взрыва обвалилась стена; взрывом ей оторвало руку, проломило голову, и вдобавок она – видимо при падении, – повредила позвоночник.
Но Бог или судьба (это уж как кому угодно) хранили Эммануила Нобеля – буквально за несколько минут до взрыва он решил отлучиться с завода домой, чтобы проверить почту. В результате в момент взрыва на него обрушился град камней, но он отделался царапинами и легкими травмами. Впрочем, если учитывать, что в результате аварии Эммануил потерял младшего, 20-летнего сына, а затем на него свалилось множество других неприятностей, трудно сказать, можно ли это назвать везением.
«Гремучий дьявол» вырвался наружу и показал Швеции и всему миру свой страшный оскал.
* * *
Спустя два дня Эммануила Нобеля и Вильхельма Бюрместера вызвали на допрос в полицию, который проходил в зале в присутствии родственников погибших – отцов Хермана Норда и Марии Нурдквист, а также вдовы Нюмана.
Полицмейстер начал допрос с Бюрместера, пытаясь добиться ответа, получил ли он официальное разрешение на произодство на принадлежащей ему территории взрывчатых веществ и что сделал для обеспечения безопасности этого производства. Бюрместер, как и следовало предполагать, все валил на Эммануила Нобеля: дескать, тот заверил его, что никакой опасности эти опыты не представляют. Затем Бюрместер представил полицмейстеру страховку на случай пожара, сулившую возмещение убытков, а на вопрос о том, была ли недвижимость застрахована на случай взрыва, арендосдатчик ответил, что нет, так как это, по его мнению, должен был сделать Эммануил Нобель.
Затем настал черед давать показания Эммануилу, который изо всех сил старался сохранить спокойствие и, безусловно, тщательно подготовился, чтобы выглядеть, как можно более достойно. Но, увы, достойно не получилось. Он начал с того, что они производили нитроглицерин не в помещении, а только во дворе,
