Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

«Падали сумерки. Туманились дали…»

Падали сумерки. Туманились дали.В углу дрожала чёрная тень.Раздавались шаги и слова звучали.Догорал нерасцветший день.

Что-то кончилось и вновь начиналось.В воздухе мглистом веял дурман.Что-то в дрожащей мечте прижалосьИ унеслось в туман.

Плакали сумерки. Тени дрожали.Я безнадёжно искала мечту.День крылатый с улыбкой печали,Звеня, уходил в пустоту.

28/ II, 1923. Сфаят

Ночь («Сплетались тени надо мной…»)

Сплетались тени надо мной,Осеребрённые луною.Опять всё тот же гость ночнойВошёл и встал передо мною.

Мне стало страшно чёрных снов,Мне страшно жуткого молчанья,И понимала я без словЕго тоску, его страданья.

Он уходил во тьму ночейИ был мне слышен стон железный.То был проклятый звон цепей,То был охрипший голос бездны.

Он говорил мне: «День далёк,И вечно будет ночь немая».И был ужасен злой намёк…И тени падали, играя.

И долго различала яВ мечте заоблачной лазуриБессильный шёпот небытьяИ звон цепей, и холод бури.

Неудержимо темнотаСтремилась к жизни неизвестной,И в вечность падала мечта,И был ужасен холод бездны.

2/ III, 1923. Сфаят

Ночные чары («Ночь сверкает сомненьями чар…»)

Ночь сверкает сомненьями чар,Закрывая в туманы и грёзыШёпот дня и волненья души,И обычные мёртвые фразы.Плачет ветер в тоске,И сквозь дымку тумана.Жгучей молнией вспыхнуло небо,Будто огненный глазЗаглянул, усмехаясь, в окошко.Шевелятся ленивые тениИ дрожат в чёрном небе зарницы.И сквозь чёрные ризы туманаОбнажённые ветки деревьев,Как усталые призраки ночи,Шевелятся в туманном окне.И на крыше стучит черепица,Будто лязгают мёртвые кости,Будто чёрные демоны бьются.А в туманном углуКто-то чёрный во тьме притаился,И мне чудится взгляд его долгийИ таинственный шорох.Надо мной шевелятся виденьяИ ночные мечты.Вкруг меня заколдованный круг.Я дошла до черты его мрачной,Но её перейти не могу.И сплетаются сонно дурманы,И дрожат роковые сомненья.Вдруг блеснул ослепительный светВ моём тёмном окне,И в холодных объятьях тумана,Как навстречу мечте моей лунной,В брызгах слёз и в обломках цепейПредо мной промелькнуло лицо,Только чьё — не пойму я!Помню только улыбку егоИ растерянный взгляд…Промелькнуло мгновенье,И оно пронеслосьС той же тихой, несмелой улыбкойВ роковые объятия ночи,Может быть, навсегда.И опять шевелились виденья,И опять трепетали зарницы…Ночь смеялась в окошко моёИ грозила мне чёрная вечность.А в далёком углуКто-то чёрный дрожал и смеялся,Безнадёжно далёкий и чуждый.Только где-то в душеПробуждалась печальная радостьИ какая-то нежная грусть…И дрожали бесшумные тени,И неслись роковые дурманы,И туманные ветви деревьевШевелились в окне.Было всё, как всегда,Только стали больнее сомненьяИ ещё безнадёжней желанья…Трепетали в окошке зарницыИ бросали они, усмехаясь,Свой мучительный огненный взглядВ мою тёмную душу…И смеялись ониНад холодными чарами ночи.

6/ III, 1923. Сфаят

«Издали пенье церковное слышится…»

Издали пенье церковное слышится.С небом земля говорит.В комнате сумрак холодный колышется,Вечер мочит.

Радости солнца остались неведомы,Скрылись в туман и печаль.Вечно-покорные, тащимся следом мыВ вечную даль.

Давят какие-то мысли дурманные,Давит молчанье земли.Пенье священное, в святости странное,Слышно вдали.

15/ III, 1923. Сфаят

«Я верю в то, что будет ночь…»

Я верю в то, что будет ночь,Что всё уйдёт к мечте, к лазури,Что день, звеня, умчится прочь,И будет тьма, и снова бури.

Я верю в то, что цели нет,Ни в чём, нигде, что жизнь — сомненья,Что всё, чем так прекрасен свет, —Один изгиб воображенья.

Я безнадёжно верю в то,Что жизнь — уродливая шутка,И всё красивое — ничтоПеред безверием рассудка.

15/ III, 1923. Сфаят

В церкви («У царских врат красная лампадка…»)

У царских врат красная лампадка.От неё тонкие лучи.Хор поёт нежно и так сладко.Чуть колышется пламя свечи.

Вокруг всё тихо, всё веет тайной.Немного жутко, пусто, темно.О чём. — то шепчет ветер случайный.Чёрная ночь смотрит в окно.

Всё тихо, тихо. Недвижны тени.Над алтарём сплетенье лучей.Недвижный в чёрном встал на колениИ тихо смотрит на пламя свечей.

В углу перед иконами святымиКлубится ладан в неподвижной мгле,Кто-то рядом шепчет святое имя,И хочется мира на тревожной земле.

И чего-то страшно. В тоске безответнойЛуч лампады пробежал и погас.Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный,Помилуй нас!

16/ III, 1923. Сфаят

Херувимская («В клубах ладана туманного…»)

В клубах ладана туманногоАнгел светел и могуч.С недоступного, желанногоУронил священный луч.

Все земные попеченияПотонули в тихой мгле…Херувимов песнопенияСтали слышны на земле…

И душа в лазурь уносится,В непонятную мечту…Всё земное к небу просится,За священную черту.

И пред вечностью задумчивой,И пред ликом БожестваЛьётся стон души измученнойВ непонятные слова.

Всё в едином стоне ожило,Всколыхнулось в песне слёз,Всё, что было, что тревожило,В беззакатность унеслось.

И печаль неотвратимаяПеред вечностью молчит…Тишина неуловимаяВ клубах ладана сквозит.

26/ III, 1923. Сфаят