Последние бои на Дальнем Востоке - Сергей Владимирович Волков
Часов в 8 вечера мы прошли милях в пяти траверз южной оконечности северного острова, и хотя Пескадорские острова были запрещены японцами для иностранных судов, мы решили, если можно, там отстояться. Повернули на норд-норд-ост и пошли к пройденному острову. Это маленькое расстояние мы прошли в 4 часа и в полночь встали на оба якоря, оставив машину работать самым малым ходом для облегчения давления ветра на корабль, а значит, и на якоря. Как мы спали эту ночь! Утром перед 8 часами офицеры собрались в кают-компанию к чаю. Физически все отдохнули за ночь, но переживания предыдущего дня не изгладились, все еще чувствовалась подавленность. О вчерашнем дне говорили мало, но больше говорили о том, что погода стала лучше, недоумевали, почему не видно японцев, хотя и стоим мы на якоре в запрещенных водах Японского Императорского флота.
Тут рассмешил нас Р.А. Штюрмер, рассказав, что к нему только что подошел Коваль и с тревогой в голосе спросил: «Господин лейтенант, мне ничего не будет за то, что я ночью точило сломал?» Рассказ этот всех настолько рассмешил, что можно было даже подумать, что накануне ничего не произошло. А адмирал сказал: «Ну, господа, мы отдохнули, а после обеда можно будет и сняться с якоря и идти дальше на Филиппины». Настала тишина. Разговоры забыты. Улыбок не видно. Все молча разошлись.
Когда я вышел на палубу, мне даже показалось, что и погода ничуть не исправилась со вчерашнего дня. Несмотря на испортившееся настроение, работа закипела. Я смог приготовить масляные фонари для ходовых огней, для компаса и для штурманской рубки. На палубе ничего не напоминало о четырехдюймовом стальном буксире. Руль работал исправно. Как будто все в порядке, только старшего инженер-механика все еще не видно.
12 часов. Все опять в кают-компании к обеду. Разговаривают только адмирал со своим штабом и командиром. Остальные только изредка перекидываются какими-нибудь замечаниями. К концу обеда адмирал сказал М.М. Кореневу: «Михаил Михайлович, я думаю, что лучше дать всем отдохнуть еще немного. Отложите съемку с якоря до завтрашнего утра». Все вдруг заулыбались, оживились, разговорились. Я почувствовал, что даже погода значительно разгулялась. Даже когда «генералитет» удалился, офицеры еще долго сидели и болтали.
Вдруг кто-то воскликнул: «Андрей Яковлевич!» Все оглянулись в сторону коридора. И действительно, наш старший инженер-механик А.Я. Ткачев, после двух суток непрерывной работы, идет из машинного отделения к себе в каюту. Увидев, что все на него смотрят, он только крикнул: «Я сейчас, только руки помою». Все засуетились, каждый старался сделать что-нибудь, чтобы как-то проявить себя в желании оценить чем-то Андрея Яковлевича за его героическую работу. Ведь он провел больше двух суток в машине без сна и, кажется, без еды, а воду пил лишь из донки (помпы). Когда он вошел в кают-компанию, все стоя суетились около него. Но он не в состоянии был много говорить и, прожевав наскоро свой обед, ушел к себе, лег и до следующего дня больше не вставал. Хорошее настроение не прекращалось, а к вечеру еще больше усилилось, когда, сверх всякого ожидания, при заходе невидимого в пасмурную погоду солнца, на всем корабле зажглись электрические лампочки. Как после потопа радуга показала Ною, что теперь все будет в порядке, так и нам электричество дало знать, что главные невзгоды прошли…
Когда на следующее утро пришло время сниматься с якоря, все пошло гладко, по-старому. Взяли курс на ост-зюйд-ост, чтобы с северной стороны пройти самый юго-западный остров. Как ни странно, и тут мы не видели японцев. Так мы вышли из Пескадорских островов и продолжали идти в том же направлении, чтобы под прикрытием островов приблизиться ближе к Формозе, рассчитывая, что дующий норд-ост отклонится из-за нее…
С мостика я увидел прямо по носу что-то вроде мачт и двух труб. Тут я закричал, что прямо по носу идет «Свирь». Все повыскакивали на палубу и ждут. Приближаемся. Оказалось, что это маленький островок, а на нем две мачты и две избушки. Ну и ругали же меня за ложную тревогу!
Проходит с час времени. Я все еще на мостике. Вижу, что справа на траверзе за горизонтом опять идет «Свирь». Я молча пошел посмотреть на карту, может быть, японцы тут еще какой-нибудь остров воткнули в море. В это время вахтенный сигнальщик кричит: «Свирь» справа по борту!» На этот раз это была действительно «Свирь». Когда она приблизилась, командир «Свири» лейтенант Куров{148} сообщил, что он догнал наш дивизион (2-й) и капитан 2-го ранга Четвериков отправил его обратно, чтобы осмотреть берега со стороны моря и, найдя, где разбился «Диомид», спасти, кого можно. У всех свирцев на лицах была радость. Они боялись, что даже остатков «Диомида» не смогут найти, а тут мы не только живы, но даже сами идем приличным ходом. «Свирь» встала нам в кильватер. Прошли еще некоторое расстояние старым курсом, а потом повернули на северо-западную оконечность Люзона, самого большого и самого северного острова Филиппин. Когда спустились на юг и прошли прикрытие Формозы с норда и норд-оста, нас опять стало выворачивать. Изменили курс, склонившись немного к западу. Так прошло 20 января 1923 года.
На следующий день (21-го) М.М. Коренев уже был обеспокоен: ведь курс ведет мимо Филиппин. Пробовали при проблесках солнца взять его высоту для определения места, но очень неудачно. Запросили «Свирь». Там тоже не могли определиться. После полуночи стало стихать и ветер стал заходить к норду. С рассветом 22-го сделалось яснее и теплее, а к полудню было уже совсем тепло. Качка прекратилась, и наши дамы даже вышли на палубу.
Мы шли мимо северной части Люзона и поздно вечером 23 января подошли ко входу в бухту Болинао, где было наше «рандеву». Когда мы подошли к самому входу в бухту, мы услышали шум прибоя: это волны разбивались о подводные камни и коралловые рифы далеко от берега. Мы увидели, что в темноте войти будет более чем опасно, а потому повернули и всю ночь ходили малым ходом взад и вперед, а с рассветом, измеря глубину, средним ходом вошли в бухту. Это было
