Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001
В больнице я занимался собранием сочинений. Сдали мы с Марьей Семёновной уже девять томов, в том числе самый канительный, седьмой том — с «затесями», но впереди ещё тома три совсем уж канительных — это публицистика и два тома писем. Сейчас я как раз читаю письма, есть необычайно умные и серьёзные письма — свидетельства нашего времени. Наконец-то поступило оформление от художников из Москвы. Оформление — не фонтан, но уж перерисовывать некогда, первые тома должны выйти в начале нового года, а все пятнадцать томов — за два года. Чем стремительней издадут, тем оно нужнее и надёжней, но я не загадываю — так, как задумано, у нас редко исполняется.
Все тома я комментирую сам, чтоб за мною меньше брехни было, и всё время занят чем-то, какие-то дела исполняю, чего-то читаю, но почти не пишу, даже писем. Не хочется и всё тут! Вот с моей подачи идёт аж три материала в очередном номере «Дня и ночи». И все три материала выдающиеся. А недавно ездил я в женскую колонию строгого режима, где бабёнки и девчонки сидят уже по третьему и четвёртому разу. Очень боялся я так называемого стресса, а ничего. Посмотрел, посмотрел и увидел, что у них лучше, чем в наших вузах, опрятней, сытней и порядку больше. И хотя я говорил клиентам этого заведения, чтоб они не привыкали совсем-то к этому месту, и они говорили, что-де не хотят, что охота из-за проволоки наружу, я про себя, и они про себя подумали, что наружу им не надо, хуже у нас тут, чем в тюрьме.
Сейчас вот собираю книги для ихней библиотеки. У них уже свидания есть, зарплата выдаётся, магазин есть, и они даже могут что-то себе приготовить, отпуска им дают, но они уходят и не возвращаются. Гуляют! И вот уж сколько дней я про себя думаю: что-то, товарищ Астафьев, у тебя с головой неладно иль в мире всё опрокинулось и наша лагерная жизнь выглядит лучше, чем не лагерная. Тут ведь недалеко уж и до того, чтобы обратно ГУЛАГ позвать вместе с воспитателями, а в этом лагере его, воспитателя, всё ещё зовут — замполит...
Вот так разнообразно и всяко живу, боясь приняться за писанину, «Обертон» в восьмом номере «Нового мира» напечатали. Женщинам нравится, в альманахе «Охотничьи просторы» напечатали «Разговор со старым ружьём» — хорошо жить, так зачем же омрачать дни свои тяжёлой работой? Затем, чтоб отношение к автору не-га-тив-ное выявить. И как ты забыл это любимое партийцами слово употребить в своих заметках?!
Лежала у меня перед глазами хорошая фотография — мы с тобой в Овсянке, сегодня хватился — нету! Теперь уж когда и где на глаза попадётся, одному Богу известно. Но вот брошюрка о летней конференции и листовка на подписание собрания сочинений (всё сделано красочно и красиво) как выйдут — пришлю.
Девчонкам из овсянской библиотеки спокойно не сидится — придумали 390 лет Овсянке, празднуют вовсю, программу широкую составили. Я поеду уж на заключение, 15 декабря, а 19-го ездил на кладбище, к дочери, дядям и тёткам — чисто, покойно — и поймал себя опять же на мысли, что завидую опустевшему населению, как и позавидовал женщинам-зэкам. «Э-эхма-а, да не дома!» — как баяли когда-то в детдоме.
Зовут в Москву на пьянки по поводу Букера и пятилетия премии «Триумф», на заседание совета по культуре, на общероссийскую конференцию в Челябинск, тоже по культуре, в Пермь губернатор зовёт, и ещё куда-то зовут, а мне и подумать жутко из дому выйти, повыходил — праздновали 50-летие красноярской пис. организации. Поговорили, себя похвалили — хорошо. А букерианец наш Фрэнсис Грин, сын писателя Грина, говорит: «Раз Вы не едете, я сам в Красноярск приеду». Был он у меня один раз в Овсянке, я его напоил до крепкого пьяна под свежие огурцы — он думает, что и сейчас там «огурьетив», как он называет это растение, цветёт и преет.
Был у нас недавно Витя Шмыров — чусовлянин-то, по делам. Летом они хотят по Енисею, по «заветным» местам проехать (ООН или какая-то иная организация поддержали идею), так вот и тебя позовём, ибо я не уверен, что «провинциальные чтения» ещё раз состоятся. На бумаги наши никто не отозвался, денег в казне нету, дела в крае идут всё тяжелее и тяжелее, как и во всей России.
Возобновилась фашиствующая газета Пащенко, и её поприветствовали — Распутин, Белов, Бондарев, Проханов и прочая... Впрочем, приветствие мог и сам Пащенко сочинить. На подобного рода сочинения у него явный и особый талант, вот только если это и в самом деле произошло, я, значит, воистину больше зэчек понимаю и люблю, чем своих бывших соратников по труду, больших страдальцев за народ. Посмотри юбилейные номера «Нашего современника» — мне прислали, только там и страдают за народ...
Ну, пока, обнимаю. Виктор Петрович
20 декабря 1996 г.
Красноярск
(В.В.Быкову)
Дорогой Василь!
Как я рад неожиданной весточке от тебя! Вот смотрю на бесноватых, сотрясающих самый добрый народ и мирную из всех земель — Беларусь и с болью думаю: каково-то там Василю быть и жить на старости лет?
Рад, что ты жив, держишься и собою держишь небесные своды над своей Родиной, которую кто только ни учил тебя «правильно» любить.
И держись, и стой на своём рубеже, иначе его снова займут красные держиморды и доконают остатки твоего народа-труженика. Посылаю тебе книгу, которую ох как нелегко тебе будет читать. Я наконец-то забрался и окопы, в самое их бездонное и беспросветное дно опустился.
Ох, как тяжело туда возвращаться и все пропускать через старое уже сердце, усталое и больное. Хорошо, что были мы там, на этом самом крайнем краю жизни молодыми, многого не понимающими и страху по-настоящему не знающими. Сейчас уж кажется, что там был кто-то другой, отдалённо на тебя похожий, — иначе с ума ведь можно сойти, перегружая и без того перегруженную память сверхтяжестями и сверхмуками. Если наткнёшься на ненависть мою открытую, на то и на тех, кто нас обманывал, посылавших на муки и смерть, написанную «в лоб», не очень художественно, знаю, ты мне простишь эту святую ненависть.
В восьмом номере «Нового мира» напечатана моя короткая повесть «Обертон»: это снова о нашей погубленной молодости, о несбывшейся любви.
А третью книгу романа пока не рожаю, не начались схватки, только в башке прокручивается и прокручивается материл, может, осенью начну,
Пока же бьюсь над собранием сочинений, которое издают здесь, в Красноярске, в мощном издательстве «Офсет». Пока мы с Марьей подготовили девять томов, а всего должно быть 15 (!) Каждый том я решил откомментировать сам, чтобы после меня не плели всякие домыслы. Вот закончу эту громоздкую работу и продолжу писать роман. Василь! Поздравляю тебя с Новым годом] Пусть он будет полегче уходящего. По возможности будь здоров. Поклон твоей супруге. Обнимаю тебя. В. Астафьев
