Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна - Татьяна Васильевна Бронзова
– А брошь? Ирина Николаевна, вам, кажется, там еще брошь подарили, – подхватила Маша.
– Чего ты, дочка, выдумываешь, – вмешалась в разговор Евгения Яковлевна. – Ты их, Антоша, не слушай. Никакая она не Ирина Николаевна. Это Ольга Леонардовна. Машина подруга. А вот то, что она актриса, – это правда. Только когда же вы, Ольга, успели в Харьков-то съездить?
Евгения Яковлевна никогда в театр не ходила, произведений сына не читала, да и вообще считала, что раз его называют литератором, значит, он пишет стихи. И, вероятно, неплохие, раз за них так хорошо платят.
– И правда, – поддержал мать Антон Павлович. – Когда же это вы, Ирина Николаевна, то бишь Ольга Леонардовна, в Харьков-то съездили?
– А вот прямо в день закрытия сезона последний раз туда и съездила. Да вы, наверно, и сами знаете, что закрывались мы «Чайкой».
– Мудрено вы как-то разговариваете, – поморщилась Евгения Яковлевна. – Пойду-ка я лучше распоряжусь, чтобы чаю подали. Вы же будете чай? – обратилась она к Ольге.
– С удовольствием!
Так и завязалось это знакомство. Часто видеться они не могли, так как Чехов готовил к изданию свое полное собрание сочинений. Главным в этой работе было отобрать из ранних рассказов те, что могли бы туда войти. Разыскать эти напечатанные по разным изданиям под псевдонимом Антоша Чехонте вещицы помогала его давняя подруга писательница Лидия Авилова. Антон был ей очень благодарен, и вот теперь, сидя за рабочим столом, он выбирал из прошлого лучшее и дорабатывал его до более прекрасного. Кроме того, в Москве было много друзей, с кем он должен был встретиться, а некоторые даже специально приехали из Петербурга, чтобы увидеться и пообщаться. Посетил его и граф Лев Николаевич Толстой, находившийся в это время в городе. Он высоко ценил прозу Чехова и очень любил вести с ним различные беседы по тому или иному вопросу. Порой великий старец соглашался с молодым писателем, порой спорил, но каждый раз они оба получали удовольствие от этих встреч. На этот раз Толстого волновал скандал, раздувавшийся вокруг издателя Суворина, у которого ранее печатался Чехов. Редакционная статья Суворина в поддержку полицейских, жестоко подавивших студенческую демонстрацию в Петербурге, восстановила против него интеллигенцию. Многие отказывались от подписки на «Новое время», некоторые постоянные авторы прекратили с ним свое сотрудничество. Кончилось тем, что Союз русских писателей учинил над Сувориным суд чести, обвинив его в недостойном поведении.
– Как вам, Антон Павлович, нравится этот суд чести? Я с Сувориным тоже не согласен, но у каждого человека есть своя точка зрения, и он, в конце концов, имеет право ее высказать.
– Безусловно, Лев Николаевич. Кстати, Алексей Сергеевич уже сожалеет о своей статье. Сейчас он готовит покаянное письмо на этот суд и даже присылал мне его для редактирования, но я отказался. В таких делах, я считаю, каждый сам должен найти нужные слова.
– Вы абсолютно правы. Но все же, как вам сама идея этого суда чести? Есть в этом что-то неправильное. Да и из кого состоит этот суд? Имеют ли они на это право? Уверен, подобные суды порой занимаются просто травлей человека, – продолжал возмущаться Толстой. – Так вы, Антон Павлович, говорите, что Суворин готовит покаянное письмо литераторам? Он что же, поменял свои взгляды или просто испугался?
– Не знаю. Мы разошлись с ним еще с «Дела Дрейфуса», которого он осуждал. Я уже год как перешел к другому издателю.
На следующий день после посещения графа приехала его дочь Татьяна и пригласила Антона Павловича вместе с Машей к ним в гости.
– Ты представляешь, – рассказывала потом Маша Ольге. – Лев Николаевич вдруг говорит Антону: «А все-таки не пишите вы пьес, Антон Павлович. Шекспир скверно писал, а вы еще хуже». А Татьяна, которая своему отцу вообще никогда не перечит, аж вся покраснела и говорит: «Ты, папа, ошибаешься. Я видела „Чайку“ в Художественном театре. Это совсем неплохо».
– И что же Толстой?
– Промолчал. Потом они с Антоном заговорили снова про политику, ну а мы с Татьяной отошли в другую часть гостиной и обсудили «Чайку». Ты знаешь, она, по-моему, ужас как влюблена в брата. Я давно это заметила.
– А он? – с тревогой спросила Ольга.
– Нет, что ты! Она слишком умная, – рассмеялась Маша. – Знаешь, такая очень правильная, что ли. С такими скучно.
⁂
В последний день Великого поста вся семья Книппер собралась ближе к вечеру в гостиной. Пришли и братья Анны, Карл и Александр. Оба они были не женаты и все праздники постоянно проводили со своей сестрой и ее детьми. Мама с Володей разучивали новый романс, ноты которого прислала Анне из Италии ее бывшая ученица, Карл и Александр играли в очко на деньги, Ольга читала в подлиннике пьесу немца Гауптмана «Возчик Геншель», которую собирались ставить на будущий сезон. Вдруг идиллию домашнего уюта нарушил резкий звук дверного колокольчика. Горничная пошла открывать, и Ольга услышала голос Маши. «Как хорошо», – подумала она, отложив книгу. Но когда следом за Машей в гостиную вошел Чехов, Ольга от радости чуть не потеряла дар речи. Все всполошились.
– Антон Павлович, разрешите представить вам моих, – слегка смутившись, сказала Ольга. – Это моя мама Анна Ивановна – профессор консерватории, мой брат Владимир – заканчивает университет, будущий юрист, мой дядя Александр – военный, а дядя Карл – как и вы, врач, только военный. Ну а это, – обратилась она к родным, – это писатель Антон Павлович Чехов.
– Очень приятно, – слегка поклонился Чехов. – Когда мы вошли, я слышал очень красивое пение. Вероятно, в вашей семье всегда много музыки?
– Да, мы тут все поем, – сказал дядя Саша. – Вы приходите к нам на Пасхальной неделе, выпьем, закусим, споем… У нас тут весело.
С этого дня Антон Павлович вместе с Машей еще пару раз побывали в этом интеллигентном доме обрусевших немцев. Он с удовольствием общался со всеми членами семейства, чувствовал в них неподдельное гостеприимство и большое уважение к своей персоне, а в самой Ольге Книппер обнаружил столько обволакивающей женственности и актерской живости, что она порой казалась ему просто неотразимой красавицей, хотя таковой никогда не была. Когда-то она произвела на него сильное впечатление во время репетиции «Царя Федора», теперь он был очарован ею и в жизни.
После Пасхальной недели Антон отправил Машу и мать в Мелихово, чтобы они подготовили дом к его приезду, а сам повел Ольгу на выставку Левитана, которую в конце апреля устроил Московский союз художников. Хотя Чехов и получил приглашение на открытие, он решил избежать ненужных утомительных встреч
