Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна - Татьяна Васильевна Бронзова
– Мы с актерами, играющими в «Чайке», хотим сделать с тобой фотографию. Я всё организую. Надо только твое согласие.
– Почему бы и нет? – пожал плечами писатель.
Вот так и появилась знаменитая фотография, на которой Чехов якобы читает актерам свою пьесу. Перед съемкой Немирович подробно выстроил всю композицию. В центре за столом посадил писателя с пьесой в руках. Рядом с одной стороны пристроил Станиславского, с другой стороны – его жену актрису Лилину. Остальных актеров Владимир Иванович расставил и рассадил в пропорции к центральной части композиции, затем дал всем актерскую задачу внимательно слушать пьесу, и только тут понял, что совсем забыл о себе самом. Разрушать так удачно выстроенную композицию было уже невозможно, и он скромно встал с краю за сидящим в кресле Вишневским, чем слегка утяжелил левую часть снимка. Но, несмотря на то что таким образом он нарушил им самим же созданную гармонию в построении общей картинки, в целом фотография получилась великолепно.
По окончании съемок Антон Павлович подошел к Ольге.
– Я завтра уезжаю в Мелихово, – сказал он. – Приезжайте к нам погостить. Вы любите природу?
– Очень.
– Приедете?
– Если отпустят с репетиций…
– Приезжайте! Я буду вас ждать, – сказал Антон Павлович. – И Маша будет вам очень рада.
⁂
– Пригласил тебя в Мелихово? – удивился Немирович, когда Ольга попросила несколько дней отпуска. – Зачем? Уж не увлекся ли он моей кобылкой?
– Вообще-то я чувствую, что нравлюсь ему, – кокетливо произнесла актриса, решив сразу выяснить, как к этому может отнестись Владимир Иванович.
– Так это же прекрасно! Если у него будет сердечный интерес в нашем театре, то и пьесы свои на сторону он отдавать не будет.
Ольга даже расстроилась. Что же это такое? Он совсем не дорожит ею? Вот так легко может отдать другому мужчине? И даже говорит это с нескрываемой радостью в голосе.
– Ты решил меня бросить? – спросила она с неподдельной обидой.
– Что ты! Я просто думаю о будущем театра. Привязать к нам драматургию Чехова! Да о чем еще можно мечтать! Поезжай! На три дня поезжай.
«Понятно, – подумала Ольга. – Для него главное – театр. Для Чехова главное – литература. А где же мое место в их жизни?»
Глава шестая
Мелихово показалось Ольге райским уголком на земле! Ей понравилось всё: сад, аллеи в лесу, уютный дом, в котором было так много интересных картин, фотографий и изящной удобной мебели. В гостиной стоял рояль. Значит, в этом доме тоже любят музыку?
– У нас здесь раньше всегда так шумно, весело было, – говорила ей Евгения Яковлевна. – К Антоше столько гостей приезжало! А вот как не стало моего Павла Егоровича, мы как-то сразу все отсюда съехали. Теперь в саду непорядок, и даже печи задымили…
Вспоминала она о муже без скорби в голосе, легко. Вообще дети заметили, что, став вдовой, мать не очень-то печалилась. Она всегда была больше любящей матерью, чем любящей женой. Может, тяжелый характер отца давил и на ее психику?
Когда Ольга приехала в Мелихово, уже цвели яблони и вишни, набирали цвет ранние сорта сирени, в саду распустились крокусы и тюльпаны, которых было несметное количество. Ольга гуляла с Машей и Антоном Павловичем по усадьбе, посетила ближайшую из трех выстроенных здесь Чеховым школ, по вечерам они музицировали, и Ольга с удовольствием пела.
– Жалко, Ольга Леонардовна, мой Павел Егорович вас не слышит. Очень он хорошее пение любил, – сетовала Евгения Яковлевна. – Да и сам пел. Но только больше всё из церковного. Он ведь в Таганроге даже регентом был в хоре греческого монастыря. И Антоша с братьями у него в хоре пели.
– Неужели? – удивилась Ольга.
– Мальчишкой пел, – откликнулся Чехов. – У отца в хоре альтов не хватало, так он нас заставлял.
– И вы пели церковные песни?
– Да. По праздникам. Это было нашей повинностью. До сих пор, когда в Пасху слышу колокольный перезвон, у меня в душе рождается благость, как в детстве. – И, наклонившись к Ольге, тихо, чтобы не услышала мать, добавил: – Хотя в Бога теперь я уже не верую.
Сын знал, что его последняя фраза сильно расстроила бы Евгению Яковлевну.
За все три дня, что Ольга провела в имении, они с Чеховым ни разу не были наедине. Даже когда Антон Павлович повел ее смотреть свой флигель, где жил и где была написана «Чайка», Маша тоже пошла с ними. То ли не хотела оставлять их одних, боясь развития серьезных отношений, то ли не задумываясь об этом, просто хотела быть рядом.
Когда Ольга уехала, на семейном совете было решено усадьбу, которая приходила в полный упадок, срочно продать.
– Ведь вы уже скоро обе переедете в Ялту, – сказал Антон.
– В этой твоей Ялте, говорят, одни татары живут, – обеспокоилась глубоко верующая Евгения Яковлевна. – Маша говорила, у тебя там какой-то Мустафа работает.
– Татары – очень трудолюбивый и честный народ, матушка. Какая разница, какой они веры?
– Большая! Неужели ты думаешь, что я смогу находиться в одном доме с мусульманином?
Маша тоже заявила свой протест по поводу постоянного жительства в Ялте.
– А я хочу остаться работать в своей московской гимназии. У меня здесь подруги, друзья. Зиму я буду проводить в Москве, а к тебе приезжать на лето.
– Нет. Твоя квартира в Москве обходится мне слишком дорого, – строго сказал Антон.
– Можно снимать подешевле, – настаивала Маша. – В Москве жизнь ключом бьет. Выставки, премьеры… Я сейчас вращаюсь в таком обществе, о котором только мечтать могла. И ты хочешь меня всего этого лишить? Что я буду делать зимой в твоей Ялте?
– Быть рядом со мной! – отрезал брат. – Мне обещали для тебя место в ялтинской гимназии.
– Конечно, я понимаю, что меня везде примут благодаря твоей славе, но тем не менее… – На ее глаза навернулись слезы, и она с мольбой посмотрела на брата: – Хотя бы эту зиму я еще могу остаться в Москве?
– Хорошо, – согласился Антон. Слезы сестры всегда воздействовали на него, и она хорошо это знала. – Но только возьми дополнительный отпуск на сентябрь и октябрь. Надо будет помочь матери обустроиться в новом доме.
Маша поджала губки. Когда же придет то время, когда она сама сможет распоряжаться своей жизнью?
В начале июня, как только потеплело и подсохли дороги, имение выставили на продажу. Со стен снимали картины и иконы, упаковывали все ценное и даже мебель. Все отправлялось в Ялту! С Мелиховом было покончено!
Глава седьмая
В конце мая дирекция объявила распределение ролей на пьесу Чехова
