Из Курска в Рим. Воспоминания - Виктор Иванович Барятинский
На другой день, надев мундир Русского яхт—клуба, я съехал на берег и пошел по набережной, смотря на часы, чтобы прийти ровно в назначенное время. Прихожу в переднюю замка, мне говорит швейцар, что его Lordship[317] уже сел с семейством и гостями за стол. Я смотрю на тамошние часы и вижу, что они на 5 минут впереди против моих.
Сконфуженный я вышел опять на улицу, прося швейцара передать, что по моим часам было ровно 8 часов и я не решился войти. Будучи уже на улице, я слышу за собой голоса и вижу господина во фраке и с салфеткой в руке, который мне машет. Я остановился, он подошел и, рекомендуясь, как доктор маркиза говорит, что просят меня непременно пожаловать. Нечего делать, я пошел за ним. Вхожу в великолепную, ярко освященную столовую; посередине — большой стол, за которым сидели человек 25 или 30 мужчин во фраках и белых галстуках, и дам в нарядных платьях décolleté, между коими не видел ни одного знакомого лица. За обедающими стоял целый легион лакеев в богатых ливреях и с напудренными волосами. Все, конечно, в этом зале устремили свои взоры на незнакомого иностранца. Доктор указал мне сидящего у конца длинного стола старика, который был сам маркиз. На нем был фрак синий старого покроя, с высоким бархатным воротником и золочеными пуговицами, белый высокий галстук и два жилета, один белый, другой красный.
Я подошел к нему, начал извиняться, говоря по—французски и замечая, что это произошло от того, что мои часы не согласовались с его часами. Он мне отвечал довольно сухо: “I am very punctual”[318]. Тогда он показал мне сидящую у противоположного конца стола старую даму в огромном чепце (таких приблизительно лет, каких он сам) и пригласил сесть возле нее.
Я должен был пройти всю длину стола, подошел к ней. Она указала мне приготовленную для меня по правую ее сторону место. Я начал тут опять извиняться. Маркиз громким голосом с того конца закричал: “Talk louder! The Marquise is deaf”[319]. Я стал объяснять ей громче и по—французски причины моего опоздания; маркиз опять закричал: “The Marquise does not understand a word of French, talk English!”[320]. Я был вынужден кричать по—английски перед всем собранием англичан. Положение было ужасное и я действительно в эту минуту желал бы провалиться сквозь землю.
Я занял свое место, мне начали подавать кушания. Я сидел между глухою хозяйкою и другою дамою, которую я видел в первый раз в жизни. Оказалось, что это последняя была дочь маркиза, та самая, которая была накануне на моей яхте с своим братом. Она была очень любезна и, видя мое смущение и незавидное положение, своим приятным разговором мало—помалу загладила первые тяжелые мои впечатления.
К концу обеда всё было забыто, старик—маркиз смягчился и сделался внимательным ко мне. Он познакомил меня после обеда со многими своими друзьями, в числе коих были представители английской аристократии: Lord u Lady Donegall, Lord Exmouth, адмирал Capel с дочерью, Lord и Lady Wilton, Lady Webster, Lord Adolphus Fitz Clarence[321], Miss Deharzay. Здесь так же были его три сына Lord Alfred Padet (Equerry to the Queen[322]), Lord Clarence (капитан флота и потом адмирал) и Lord George.
Любезность старого фельдмаршала дошла до того, что он подарил мне морскую трубу, которая сохраняется у меня до сих пор. Я бывал у него потом на яхте “Pearl”; он взбирался по трапу один и даже без палки.
Я катался также между Каузом и Портсмутом на яхте сына его лорда Кларенса.
Число посетителей моей яхты умножалось; однажды приехало ко мне большое общество дам. Это была Lady Wilton с дочерьми и молодыми сыновьями, одетыми в матросскую форму и Miss Deharzay. Последняя была весьма развязная и немолодая девица очень известная в английском обществе. Она была очень жива и весела и одушевляла всех. Она обратила внимание на моих обезьян и собаку épagneul[323], и с ними бегала и играла, потом села за фортепианы и начала петь с большим выражением и “brio”[324] испанские романсы, от которых я пришел в восторг, так как я недавно слышал их много в Андалузии.
Lady Wilton — первая жена лорда Wilton[325] была женщина замечательного ума и прелюбезная. Уходя, Miss Deharzay сказала мне: “Venez demain soir chez moi, je vous chanterai des airs Andaloux en m'accompagnant de la guitare et apportez Palfy (имя моей собаки) avec vous”[326].
На следующий день вечером я отправился по данному адресу в весьма красивый cottage на набережной, позвонил и вошел в изящно убранную гостиную, где ожидала меня Miss Deharzay. Она жила со своим престарелым отцом, которому она меня представила.
Мы провели вечер втроем и она пела, играла и разговаривала, не останавливаясь[327].
Я обедал еще в других домах, между прочим у лорда Wilton, где после обеда его дети и некоторые из гостей играли на разных инструментах, скрипке, виолончели, фортепианах и пели. Старик — отец им вторил и любовался производимым ими шумом; это был настоящий кошачий концерт.
Я обедал так же у леди Webster.
Когда яхта моя была готова, я вышел из гавани на Каузский рейд и поднял флаг командора яхт—клуба, отсалютовал ему. Мне отвечали из орудий, стоящих на террасе яхт—клуба.
Вскоре, вслед за тем, были гонки яхт, и это был вид изумительный, единственный в мире. Участвовали собственно в регате не более 4—х или 5—ти яхт, но за ними следовали, по крайней мере, 60 или 70 яхт всех размеров: тендера, шкуны и даже 3—хмачтовые. Множество пароходов везли пассажиров—зрителей. Гонка продолжалась часов 5 или 6, и яхта возвратилась к вечеру на Каузский рейд. Королева на прелестной паровой яхте “Fairy” следила за ходом регаты.
В этот день я видел много яхт и других клубов, прибывших сюда зрителями. И здесь тоже можно было убедиться, какая в высшей степени морская нация Англия.
Однажды, сидя вечером на террасе Каузского яхт—клуба с некоторыми членами клубами, я вижу, подходит к нашей группе почтенный старик высокого роста; он сказал несколько слов находившемуся тут лорду Clarence Paget и, пожавши ему руку, удалился по направлению к пристани. Я спросил лорда Кларенса его фамилию. Это был Duke of Rutland[328]. Ему
