В подполье Бухенвальда - Валентин Васильевич Логунов
По поручению подполковника Смирнова часто даю задания своим командирам по разработке теоретических материалов. То восстановить по памяти какую-либо главу Боевого устава пехоты, то разработать меры противотанковой обороны, то способы ведения партизанской войны в густонаселенных районах. Все эти материалы передаются с одного флигеля на другой, и тщательно изучаются в каждой группе.
Со слов Смирнова я уже знаю, что наша работа по формированию боевых групп — это не просто «на всякий случай», это часть большого, тщательно разработанного плана, плана вооруженного восстания, а мой 44-й блок, как самый крупный из русских блоков, должен представлять собой ударный батальон прорыва.
Иван Иванович рассказывает мне, что разработано несколько вариантов восстания в расчете на различные возможные обстоятельства. Через нелегальные связи немецких коммунистов с внешним миром было известно о глубоком недовольстве и брожении среди немецких рабочих в Тюрингии. Более того, бухенвальдские коммунисты-тельмановцы и из-за колючей проволоки лагеря умудряются руководить этими настроениями, призывая народ к вооруженному восстанию. Следовательно, и русским отрядам приходится подготавливать себя на этот случай. Кроме того, не исключена возможность высадки воздушного десанта в районе лагеря и, наконец, приближение фронта с востока или запада.
— Все это, конечно, на всякий случай, но нам нужно быть готовыми и к этому, — говорил Иван Иванович, — а основная наша задача — не ждать обстоятельств, а самим подготовлять их.
— Но как? С чего начинать?
— А вот так. Ты со своими орлами займись-ка изучением района ревира. Оттуда через лесок и до эсэсовских казарм недалеко.
— Плохо, что мы не знаем местности по ту сторону проволоки, — сожалею я.
— Не беспокойся. Уже частично знаем. Будем знать еще лучше. Над этим вопросом работает специальная разведгруппа. Хорошо работает. Уже умудрились всунуть своих надежных людей и в казармы, и в эсэсовскую кухню, чернорабочими и уборщиками, разумеется, но народ грамотный и немецким владеет.
— Эх! Хоть немножко бы оружия на первый случай. Хотя бы, чтоб вышки обезвредить.
— Будет и оружие. Уже есть частично. Но это тебя пока не касается. Сейчас тебе предстоит разработать несколько вариантов штурма проволоки в районе ревира, блокирование и захват двух вышек и выход в район казарм СС. Вот это твоя задача на первое время. Действуй!
И я стал действовать. Через короткое время при помощи командиров рот мне удалось составить точный план своего участка прорыва. Не только все строения, сооружения и рельеф, но даже все расстояния и размеры были нанесены на этот план с большой точностью. За ротами закрепляются части этого участка, и территорию ревира начинают осаждать шныряющие повсюду группы людей, ничуть не больные и не имеющие никакого отношения к работе госпиталя. До каждого взвода, до каждого будущего бойца доведен определенный маршрут движения на случай штурма, и я с удовлетворением наблюдаю, как каждый человек использует любой удобный случай, чтобы изучить свой путь к свободе или свой последний путь. Каждый бугорок, каждая впадинка, канава или угол здания учтены и прощупаны определенными людьми. Из докладов командиров рот мне известно, что уже по собственной инициативе люди начали «вооружаться». Большим спросом вдруг стала пользоваться изоляционная трубка, и электрики, воруя ее на производстве, выменивают на нее хлеб, баланду или курево, не подозревая, что эта трубка натягивается на ручки обычных кусачек или ножниц для резки проволоки под электрическим током. Из рабочих команд с большим риском проносят в лагерь топоры, кирки, ломики и прячут в укромных местах.
— Ты знаешь тракторный каток для асфальтирования? Тот, что стоит около 46-го блока? — спрашивает меня ночью Федор Богомолов, штубендинст флигеля «Д», командир одной из моих рот.
— Ну, знаю. Это же развалина какая-то, металлолом.
— Ну так вот этот «металлолом» уже на ходу. Двое моих ребят около месяца над ним вечерами трудятся. Думаем использовать как таран для прорыва проволоки.
— Федя, ты и не подозреваешь, какой ты гений! Ты мне подал блестящую мысль, — говорю я и в течение двух — трех дней уточняю, сколько на нашем блоке шоферов и танкистов. Оказывается, порядочно, и при следующей встрече со Смирновым я предлагаю:
— А что, Иван Иванович, если нам создать мехроту? Собрать ко мне на сорок четвертый всех надежных шоферов и танкистов, а у меня для них уже командир есть. Геннадий Щелоков. Все марки автомашин и танков знает. И своих, и вражеских. Подучит ребят — может, пригодится?
— Постой, постой… А ведь это мысль! — и Иван Иванович многозначительно поднимает указательный палец, а через несколько дней за одним из столов на флигеле «С» разгорелся «профессиональный» спор. Радиаторы, карбюраторы, трамблеры и прочие специфические термины вскоре вошли в быт флигеля и никому не казались странными.
— Опять шоферюги загоношили, — говорил кто-нибудь из ребят.
— Ну и правильно. Не забывать же, чего знал, может, еще в будущем пригодится.
Неожиданно бурную деятельность развернул «Москва». По его просьбе с помощью Николая Кюнга мне удалось перевести на 44-й блок несколько его дружков, за которых он ручался «как за самого себя», по его же просьбе помог некоторым из этой «теплой компании» устроиться на завод «Густлов Верке», и результат превзошел мои ожидания.
— Валентин, Валентин! Да проснись же! — среди ночи будит меня «Москва», зайдя в штубу. — Разговор есть серьезный.
— Что за срочность у тебя? Давай, выкладывай.
— Выкладывать? — как-то многозначительно и лукаво улыбается «Москва».
— Думаю, что ты меня разбудил не для того, чтобы пожелать спокойной ночи?
— Хорошо, выкладываю, — и из-под нательной рубахи, откуда-то из-под левой руки, он кладет мне на грудь тяжелый сверток, обмотанный тряпкой. — Только осторожно, развертывай под одеялом, — предупреждает «Москва» и опасливо оглядывается на пустое помещение столовой с затемненным светом.
Уже по форме свертка чувствую, что это такое, и сердце начинает учащенно биться. И
