Кавказские Дни. Парижские Дни. - Ум-эль Бану Мирза кызы Асадуллаева
- Что случилось? - стала выпытывать сестрица. Но я молчала, усиливая ее любопытство. С тех пор, когда Тенгиз приходил к нам, я вспоминала тот поцелуй, заново переживая волнительный миг и думала, что у нас с ним есть общая тайна. Уже сейчас, готовая ради него сменить веру, отречься от семьи и богатства, я представляла себя его обожаемой супругой - княгиней. Я готова была идти за ним в любой край России, даже в Сибирь, хотя ужасно боялась холода, нарожать ему кучу детишек.
Стоило мне влюбиться, я теряла покой и сон. Это случалось постоянно. Любовь и бессонница неразлучны. Бессонница была самым изнуряющим процессом в период очередной влюбленности. Невозможно было от нее избавиться -я не могла спать. Лишь грезила и томилась, лежа в постели. К счастью, Тенгиз уехал из Баку, и я обрела покой. Временный. До новой, безуспешной любви.
Именно тогда со мной впервые заговорили о замужестве. Точнее, я получила первое официальное предложение.
После того как в нашей семье появилась Амина, я почти не виделась со своими двоюродными братьями, и даже не вспоминала о них. Восхищение ими развеялось с приходом мачехи. Отныне я любила только Амину. Ну, разумеется, если не считать последующих «любовных переживаний» из-за молодых людей. С двоюродными братьями в городе мы виделись нечасто. Наше общение происходило, главным образом, на даче, в летние месяцы. Примерно раз в неделю, навещая городской дом своей тети, я встречалась с кузенами и мы вели наши игры. Предводителем всегда был Асад. Он так уверенно командовал, что мы беспрекословно выполняли все его приказы: выстраивались в ряд, маршировали, изображая армию. Асад был любимчиком отца. Ему прочили большие успехи в будущем. Под успехами подразумевалось богатство. Вот он и искал для сына выгодную партию. Наконец, Сулейман остановил свой выбор на мне. Решил, что, став наследницей миллионов своего деда Ага-Мусы, я вполне сгодилась бы и в жены его сыну. Прежде я не понимала смысла ласкового взгляда дяди Сулеймана, когда приходилось навещать свою тетушку. Обычно старшие трепали за щечку детишек, которые им особенно нравились. И дядя Сулейман щипал мне щеку и ерошил волосы, ласково называя «мамочкой». Его особое внимание к моей персоне было непонятно мне, по наивности я еще не думала, что в этом может быть какой-то расчет. Но однажды Сулейман увел меня в свой рабочий кабинет, усадил на колени и завел разговор. Разговор проходил в комнате, устроенной наполовину в стиле барокко, наполовину в восточном. Здесь было множество книг, но никто и никогда к ним не притрагивался.
- Скажи-ка, детка, не хочешь ли ты выйти замуж? -начал свою предварительную «разведку» Сулейман.
- Еще как хочу! - подумала я, но промолчала, сделав удивленные глазки. Я думала об этом день и ночь, строила сотни планов! Но дети моего возраста при таких беседах должны делать вид, что ничего не понимают.
- Что же ты молчишь? Отвечай же, хочешь замуж? -настаивал дядя Сулейман.
- Мне еще рано об этом думать, - опустив глаза, отвечала я, изобразив скромницу.
- Все будет хорошо! - ущипнул меня весело Сулейман.
- Что значит, рано думать? Ты же не малокровная христианка! Обе твои бабки вышли замуж в тринадцать лет. Моя матушка - в 14 лет. Да и тетки твои в 14-15 лет были замужем. Очень скоро и твое время подоспеет. Ну, отвечай же, хочешь замуж?
Я, не отвечая толком, что-то бурчала себе под нос.
- Я спрашиваю, потому что присмотрел для тебя жениха. Такого замечательного! Даже не можешь представить, какого расчудесного, - не отставал дядя Сулейман.
- Ах,.. - слабо вздохнула я.
- Что значит «ах»? Асад - отличный юноша. Он будет очень сильным, когда вырастет. Красавец станет. Вот увидишь! Он накупит тебе кучу драгоценностей, построит такой дворец, что все вокруг обзавидуются. Ни у кого в Баку не будет дворца лучше, даже у самого Таги Русланова. Там будут мраморные стены, фонтаны с золотыми рыбками. Будешь есть из золотых тарелок, пить из хрустальных бокалов.
- Сулеймана обуял приступ красноречия. Вдруг он разошелся, с жаром выдав свою давнюю мечту. - Твои тетки станут у тебя прислугой, а дядьки будут твоими служащими. Ты будешь командовать ими, как настоящая хозяйка! Я заставлю их кланяться тебе! Они будут пресмыкаться перед тобой, как собачонки! Ну что, согласна?
- Это дело будущего,- ответила я, не зная, что ответить. Никакой твердой уверенности не было.
- Разумеется, дело будущего, - смачно чмокнул меня Сулейман. - Оставайся сегодня с нами ужинать. Я закажу твое любимое шоколадное мороженое. Когда станешь женой Асада, будешь каждый день есть такое мороженое. А летом я буду смешить тебя, глотая мороженое с мухами.
Об этом следует рассказать отдельно. Я уже говорила, что Сулейман редко приезжал на дачу из-за неладов с моим отцом. Но когда приезжал, показывал странное представление. Во время десерта мы то и дело отмахивались от назойливых мух. А Сулейман, поймав одну, обмакивал в мороженое и поедал, чавкая и облизываясь, как будто это действительно доставляет ему удовольствие. Гувернантки не могли видеть эту сцену, тетки брезгливо морщились. Но дети, разинув рот, с восхищением наблюдали за «мастерством» Сулеймана. Мы считали его виртуозом в поедании мушиного мороженого. Он просто талантище! А как он рыгал! Я никогда не встречала больше таких «рыгачей». Он делал это, как будто по нотам: громко, беспрерывно, с упоением. Эта его привычка возмущала гувернанток, вызывая омерзение. Но нас, детей, она забавляла. Сулейман так невозмутимо рыгал, даже в присутствии уважаемых людей, что они уже не обращали на это внимания. Бывало, потихонечку и сами порыгивали. Но наши гувернантки считали, что поведение Сулеймана возмутительно и плохо влияет на воспитание детей, что его невежество просто оскорбительно. А мы и вправду пытались подражать дяде Сулейману, неумело рыгая. У нас не получалось. Куда нам до такого аса, как Сулейман! Это был рыгач - всем рыгачам рыгач, мастер суперкласса. Другие его чудачества мне тоже нравились. Однажды в Берлине он несколько раз платил полицейским штраф. Как известно, в германской столице запрещено плеваться на улицах. Но дядя Сулейман, в прямом смысле слова, плевал на немецкие законы. Он нарочно плевался
