90 лет своим путём. Воспоминания и размышления о прошлом, настоящем и будущем - Михаил Иванович Сетров
В летние каникулы я обычно выбирал месяц, который был «мой», и окунался в природу с палаткой, надувной лодкой и велосипедом. Для этих целей купил ещё щенком лайку, имевшую инстинкт медвежатницы, пса назвал Анчаром. С трёх месяцев он уже был всегда со мной и ещё в щенячьем возрасте проявил характер зверовой собаки. Здесь для меня примечательны два случая.
Однажды мы шли по старой финской дороге, обогнув большое озеро Покровское, где я иногда рыбачил, в сторону уже недалёкой границы. Слева от дороги показалось большое заболоченное поле с редкими сосенками. Мой четырёхмесячный Анчар дёрнулся и с истеричным лаем, переходящим в визг, помчался по полю, на краю которого пасся лось. Пёсик носился около него, пока с визгом, хромая, не прибежал обратно: видимо, лось его задел копытом. Хорошо, что не в голову… (Удар лося копытом страшен: здесь мы встретили лося, на передней ноге которого была шкура убитого волка.)
Мне подумалось, что он больше за таким зверем не пойдёт, но не тут-то было: позже он снова ввязался в опасную авантюру, подставив даже меня. Там же, только у озера Семиостровье, в леске, на краю заросшего болота, паслось небольшое стадо нетелей и бычков. Мы шли мимо, и тут Анчар накинулся на одну из нетелей, видимо приняв за лося. Молодые коровы и бычки сперва на него не обращали внимание. Но тут одна дико взвыла – видимо, Анчар её укусил, и тогда заревело всё стадо и двинулось на нас. Со мной была двустволка «тулка», и я выстрелил – стадо остановилось, но потом опять двинулось на нас, обходя меня, и одна старалась придавливать Анчара рогами. Перезаряжать ружьё было некогда, и я ударил корову ружьём – ружьё пополам! Корова, заревев, отскочила, а тут я увидел, что взрослый могучий бык, раздвигая стадо, с рёвом идёт на нас. «Анчар, спасаемся!» – крикнул я и побежал через болото, пёс за мной. Но и бык, разбрасывая рогами упавшие сосенки, шёл за нами. Мы отбежали далеко, и он, ещё ревя, остановился. Вот в такое опасное приключение вверг меня мой маленький пёсик своим звериным инстинктом. Уже выросший Анчар у меня на даче в Сосновке, где зимой я снимал домик с печкой, занимаясь в тиши диссертацией, куда-то ушёл и пропал. Долго я ходил по Сосновке (по-фински Райвола), звал его, но бесполезно. Я так переживал!
Однажды ностальгия по Северу меня позвала на Терский берег Белого моря. И я ближе к осени с вновь купленным ружьём, палаткой и рыболовецкими снастями отправился туда, где мы когда-то работали в экспедиции. Да и образ любимой Оли не совсем угас. Тогда вдоль Терского берега ходил пароход Кандалакша – Варзуга с остановкой у рыболовецкого колхоза Порья Губа. Недалеко от колхоза вглубь берега врезался длинный (около 8 км) залив, по местному тоже губа, в конце которой когда-то стояли наши палатки, куда я и стремился. Пристани у Порьей Губы не было, высаживались в подогнанную лодку. Что и я сделал вместе с другими пассажирами. Губа не случайно называлась Порьей. Это фактически была не губа, а залив, в котором было много небольших островков. Попутчиков стал выспрашивать, где бы здесь остановиться на ночь и зафрахтовать моторную лодку. Мне указали на рыбака Семёна, живущего недалеко, прямо на берегу моря. И действительно, как в сказке Пушкина, он со своей старухой жил в небольшой избушке на берегу уже открытого моря, только моря не синего, а Белого. Он согласился за умеренную плату отвезти меня в требуемое место.
Утром мы поплыли в его «моторке» и через несколько часов были на месте. Я попросил его приплыть за мной через неделю. Хотелось всё облазить, да и поохотиться тоже. Основой питания для меня оказалась рыба. Старик рассказал, что недалеко от вершины губы вверх и влево есть озёра: большое озеро, называемое Щучьим, в нём только щуки, а в маленьких болотистых с тёмной водой – только чёрные окуни. Меня это «только» заинтересовало.
Я читал о биоценозах, биологических сообществах, где обитает только один вид хищников и никаких других, близких им видов: они уничтожены этими хищниками. А сами хищники теперь живут, поедая друг друга. Биологи называют такие сообщества моновидовыми каннибалистическими сообществами хищников. Утром я отправился в сторону Щучьего озера по указанному дедом Семёном направлению.
В километре от берега я на заросшем болотце увидел большую кучу свежесломанных веток и очень удивился – ведь вокруг здесь не было никого. Подойдя ближе, мне стало ясно, что это медведь завалил ветками убитого лося. У меня по спине пробежал холодок, и я приготовил ружьё – ведь медведь был где-то поблизости. Пошёл дальше, взяв ружьё наизготовку, но медведя не встретил и вскоре увидел большое озеро – другой берег его даже плохо просматривался. Забросил спиннингом блесну и едва устоял – спиннинг с силой рвануло: блесну схватила огромная щука. Она, конечно, сильно сопротивлялась, и я с большим трудом вытащил её на берег. Она была весом килограммов восемь. Для меня одного этого слишком много. Уже для потехи снова забросил блесну – и опять её тут же схватили. Щука была поменьше – килограмма три. Ещё трепетавшую на берегу большую щуку столкнул в воду, а вторую, «усыпив», положил в рюкзак – было достаточно и этой. Быстро пошёл обратно, потому что уже темнело, взяв ружьё наизготовку. У медвежьей кучи дважды выстрелил в воздух, предупреждая нападение «хозяина». На берегу у палатки развёл большой костёр, сварил рыбу, вскипятил чай и, поужинав, лёг спать. Утром, к своему ужасу (воображение-то работало), обнаружил у палатки и костра следы медведя. Он меня не поломал (а такие случаи здесь были), вероятно, потому, что зверь был сыт
