Куриный бульон для души. Прощение исцеляет. 101 теплая история о том, как оставить прошлое и начать двигаться вперед - Эми Ньюмарк
Я была немного смущена его признанием, но все же мне захотелось как-то утешить незнакомца, которому по ошибке позвонила. Воспользовавшись паузой, я произнесла:
– Я уверена, вы хороший отец. Все родители совершают ошибки, это нормально.
– Нет, это ненормально! – перебил меня мужчина и сокрушенно добавил: – Таких, как я, не прощают.
И тут, как принято говорить, его прорвало. Он стал рассказывать мне историю, которая каким-то невероятным образом чрезвычайно напомнила мою собственную историю, случившуюся со мной несколько лет назад.
– …Элоиза дружила с парнем. Нам с матерью казалось, он полный неудачник. Совершенный ноль. Мы запретили ей с ним видеться. Пришлось надавить. Я сказал, что, если она не прекратит с ним встречаться, может забыть о том, что она наша дочь. Мы с ней крупно поссорились. И самое ужасное, что все это произошло за неделю до ее восемнадцатилетия… – Он сделал вынужденную паузу.
Я почувствовала, что голос его вот-вот сорвется, но через мгновение он возобновил рассказ:
– В свой день рождения Элоиза собрала вещи и уехала от нас. Позже она, конечно, пыталась помириться. Звонила мне… Но я сбрасывал звонки, не желая говорить. Я вел себя как идиот! – Он снова замолчал.
Я терпеливо ждала, слыша в трубке, как он борется со слезами, – давалось ему это тяжело, и рыдания все равно прорывались. В конце концов, он перевел дыхание и, взяв себя в руки, продолжил:
– Через полгода моя жена, Черил, умерла…
Ошеломленная, я попыталась вставить слова сочувствия, но мой собеседник, не отреагировав на них, продолжил говорить дальше:
– Я продал дом… В те три недели, пока я собирал вещи, готовясь к переезду, я разбирал бумаги жены и нашел в одной из записных книжек телефонный номер Элоизы. Как оказалось, они с матерью общались втайне от меня. У меня, конечно же, тут же возникло желание позвонить по этому номеру. Но я боялся, что Элоиза, услышав мой голос, нажмет «отбой». Все это было девять лет назад. Я уверен, она меня до сих пор ненавидит. И ненавидит даже больше, чем раньше, потому что… потому что не смогла попрощаться с матерью и присутствовать на ее похоронах.
Финал истории меня потряс. Я сглотнула ком, застрявший в горле. Какие слова я могла подобрать в данную минуту? Ничего в голову не приходило. Но мой абонент первым вернулся к разговору.
– Я знал, что был неправ, – произнес он. – Я понял это практически сразу, когда Элоиза уехала… Но моя гордыня… не позволяла мне это признать. Я так соскучился по моей девочке! Я потерял ее навсегда. Я скучаю по ней с самого первого дня, как она уехала…
На сей раз я все-таки осмелилась вставить слово.
– Послушайте, – сказала я мягко, но решительно. – Вы меня простите… Но я тоже расскажу вам историю…
И я поделилась с ним драмой, которая произошла в моей жизни несколько лет назад.
– Мой отец человек сложной судьбы. Трудная жизнь сделала его суровым и непреклонным. Его слово было законом в нашей семье. Он требовал от меня и братьев беспрекословного подчинения. Но со мной он был особенно строг. А по-настоящему жестить начал, когда я была подростком. Он отслеживал каждый мой шаг, точно ястреб, высматривающий добычу. Сам выбирал, какую музыку мне слушать, какие фильмы смотреть, какие книги читать. Он проверял на благонадежность всех моих друзей. Мне не позволялось оставаться на ночь в гостях, я не могла ходить на свидания. Мне не разрешалось пользоваться косметикой, носить короткие юбки, красить ногти – даже прозрачным лаком! По сути, он контролировал каждый мой шаг, каждый вздох и даже чих. В отличие от моих братьев, для меня комендантский час начинался в семь вечера. Если мне случалось ослушаться – следовало наказание. Причем мгновенное и очень жестокое, – рассказывала я незнакомцу. – Когда мне исполнилось восемнадцать, отец сообщил, что сам подберет мне мужа. У него даже кое-кто был на примете – какой-то его старый знакомый, который мне в отцы годился! Он тоже был из Польши… В общем… я, как и ваша дочь, сбежала. И пока мне не исполнилось двадцать пять, мы с отцом не общались. Замуж я вышла без его благословения и была счастлива в браке. Отец сам сделал шаг к примирению – через одного из моих братьев он пригласил нас с мужем на Рождество.
– Вы простили его?
– Как вас зовут? – мягко спросила я.
– Джон.
– Да, Джон, я его простила. У отца было много недостатков, но и хорошего тоже было много. Он обеспечивал нас, старался, чтобы мы были сыты, чтобы получили хорошее образование. Сам-то он из-за войны не смог его получить. Он нам отдавал всего себя. Вкладывался без остатка. Так что… я помню не только плохое. Мы жили очень бедно и очень тяжело. Я уверена, в жизни отца бывали такие моменты, когда он и сам был бы рад сбежать из семьи – от всех своих четверых детей и жены, за которых он нес ответственность. Всем нам постоянно что-нибудь было нужно! Он не успевал удовлетворять наши потребности. Нас было много – а он один. И, возможно, из-за того, что он вынужден был постоянно думать только о наших нуждах, его личные желания так и оставались неисполненными. Его личные цели не достигались. Он жил только ради нас. И делал то, что считал нужным делать, исходя из своего видения. Он был уверен, что лучше знает, что нужно для нашего счастья. Пока я жила в семье, я хотела, чтобы отец был другим. Я молила о том, чтобы он изменился! Но он был таким, каким был. Другого отца у меня не было. Так и у вашей Элоизы. Вы ее единственный отец. Позвоните ей, Джон.
– А если она откажется говорить?
– А если нет? – возразила я. – Пока не позвоните – не узнаете. Если же она не захочет говорить, то ничего ведь и не изменится, правда? Вы и сейчас не общаетесь. Так что, какая разница?
– Вы чрезвычайно мудрая молодая леди, – мягко сказал Джон после долгого молчания.
– Вы позвоните ей?
Он сделал глубокий вдох, а затем решительно выдохнул.
– Да, – сказал он, и я почувствовала в его голосе силу и уверенность.
– Можно я наберу вас как-нибудь и узнаю, хорошо
