Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов
В начале 1880-х годов скрытое недовольство едва чувствовалось в университете. Однако студенты ненавидели ректора и инспекторов, ненавидели карцер, куда безжалостно сажали нарушителей дисциплины. В итоге все это вылилось в студенческие беспорядки 1887 года в Москве и Петербурге. Оболенский с товарищами в первый год своего обучения в университете решился на участие в студенческой сходке, зная, что это могло грозить самыми серьезными последствиями. На сходку в коридоре университета пришло до двухсот человек, и эта толпа заволновалась, когда увидела приближавшуюся полицию. Положение спас Д.И. Менделеев. Он вышел из кабинета и пригласил студентов на опыты. «Малодушные революционеры» поспешили воспользоваться этим якорем спасения. Среди них были и будущий лидер российской социал-демократии Потресов, и Оболенский. Правда, там, в кабинете, их мучили угрызения совести: ведь наиболее стойких товарищей арестовали. Суровая расправа вызвала возмущение студентов, и новая сходка оказалась гораздо многочисленнее. Она собрала уже 1500 человек (притом что всего в университете училось около 2000 студентов). После двух бурных дней университет был на некоторое время закрыт.
Обстоятельства выталкивали в политику даже самых аполитичных студентов. Запрещая любые формы самоорганизации, правительство вынуждало учащихся прибегать к конспирации. Именно тогда в Петербургском университете эту школу прошел Ю.О. Мартов, а в Политехническом институте – Л.Б. Красин. На семинарах, посвященных социологии и политической экономии, проявлялись студенческие лидеры. Левое студенчество признавало в качестве такового П.Б. Струве, правое – Б.В. Никольского.
Оболенский был активно вовлечен в общественную жизнь, но это не мешало учебе. Он отлично сдавал экзамены, запоминая огромный объем требуемой информации. В 1891 году он окончил университет; оставалось решить непростой вопрос: что делать дальше?
За время учебы В.А. Оболенский остался без семьи: умерли мать, тетка, старшая сестра. Оболенский был предоставлен сам себе и все более тяготел к леворадикальным кругам. Круг общения, чтения, вкусы вели юного князя в стан социалистов. Подобно многим другим молодым людям, Оболенский увлекался живописью передвижников, восхищался работами Н.Н. Ге и Н.А. Ярошенко. При этом он был совершенно равнодушен к коллекции Эрмитажа, а работы М.А. Врубеля или М.В. Нестерова и вовсе его раздражали. Оболенский посещал вечера общественного деятеля В.К. Винберга, куда приходили земцы и журналисты. Там бывали Струве, М.И. Туган-Барановский, братья Ольденбурги, И.М. Гревс. Бывал там и В.И. Ульянов, и его сестры.
В те годы Оболенский так определил свою будущую жизненную траекторию: «Работа во благо народа». Правда, при этом оставалось неясным, какая конкретная работа в данном случае могла иметься в виду. В итоге решение было отложено, а Оболенский (как и его товарищ Потресов) продолжил обучение на юридическом факультете университета.
Впрочем, жизнь подсказывала иное решение. В 1891 году Поволжье охватил голод. Правительство не справлялось со столь масштабным несчастьем, и на помощь пришла общественность: собирали средства в пользу голодающих, пытались организовывать столовые и пекарни. Власти были вынуждены смотреть сквозь пальцы на то, как российское общество делало огромные шаги по пути самоорганизации. К этой работе подключился и Оболенский, почувствовав, что на этом поприще мог бы принести реальное «благо народу». Он отправился в богородицкое земство Тульской губернии. За ним последовали и многие другие студенты.
Оболенский устроился работать при земской управе. Он объезжал голодающие деревни, составлял списки нуждавшихся, определял размер ссуды для них. Там, в Богородицке, он познакомился с видным земским служащим Н.В. Чеховым и местным предводителем дворянства, будущим лидером националистов в Государственной думе В.А. Бобринским. Познакомился он и с крестьянством черноземной полосы: «Впечатление было потрясающее: нищета, вонь, грязь и бесконечные униженные жалобы на тесноту и малоземелье. Значительная часть изб была с полураскрытыми, скормленными скоту соломенными крышами, а внутри был страшно спертый воздух от смеси запаха жженой соломы, которой топились печи, и скотского навоза, ибо зимой крестьяне держали в своих жилых помещениях овец, телят, а иногда даже коров. Полы были земляные и влажные от наносимого на валенках снега. А в этой грязи копошились дети, большей частью босые и в одних рубашках. Ежедневно я возвращался домой с головной болью ото дня, проведенного в вонючих избах, в которых крестьянам приходилось жить с осени до весны».
Вместе с тем Оболенскому стало ясно, что в голодный год жизнь местных крестьян не слишком изменилась по сравнению с предыдущими, «благополучными». Он предпочел переехать в Самарскую губернию, где положение было гораздо сложнее. Но это была совсем другая Россия: «После убогих тульских деревушек с покосившимися грязными избушками самарские деревни меня поразили видом зажиточности и благосостояния. Самарские села и деревни по своей населенности не уступали уездным городам. Иногда с версту и более тянутся широкие деревенские улицы между двух рядов опрятных изб, крытых тесом, с украшенными резьбой большими светлыми окнами. Чисто и опрятно одетые крестьяне выгодно отличались от своих лохматых и грязных тульских земляков, да и держали себя независимее. Видно было, что еще недавно население жило здесь сравнительно хорошо. Но теперь в этих больших опрятных избах люди страдали от недоедания и его последствий – цинги и куриной слепоты».
В Самарской губернии Оболенский занялся организацией пекарен, но местное население ожидало от него большего. Почему-то крестьяне уверовали в то, что он наследник престола, инкогнито разъезжавший по России и всячески помогавший крестьянству. При его появлении снимали шапки, становились на колени и именовали Оболенского «царским высочеством». Впрочем, была и другая версия: что Оболенский и его товарищи – не царского происхождения, а настоящие слуги Антихриста.
Позже, оказавшись в Петербурге, он присутствовал на собрании молодых людей, которые только что вернулись из деревни. Они дружно говорили, что крестьяне настроены революционно и уже усвоили преимущества конституционной формы правления. Оболенский хорошо знал, что это совершенно не соответствовало истине. Крестьяне мыслили архаичными формулами и продолжали жить в глухом средневековье. «Мое выступление было встречено слушателями недружелюбно, а одна юная курсистка с милым личиком и горящими глазками заявила: „Совершенно очевидно, что вы держали себя барином и не сумели подойти к народу“».
В 1892 году Оболенский решил продолжить обучение за границей и поступил в Берлинский университет. Там он слушал лекции известных профессоров политической экономии А. Вагнера и Г. Шмоллера. Вечерами ходил на избирательные собрания, где выступали К. Либкнехт, А. Бебель и др. В Берлине Оболенский познакомился и с русскими учеными – например, с выдающимся юристом Л.И. Петражицким. Спустя многие годы судьба свела их в I Государственной думе.
Пребывание за рубежом оказалось сравнительно недолгим. В 1893 году Оболенский
