Я – Мари Кюри - Сара Раттаро
– Но когда?
– Не знаю. Раньше я ничего подобного не замечал. Вероятно, когда мы были в Биаррице.
– Как ты догадался, что сюда кто-то проник?
Поль указал на комод напротив кровати. Верхний ящик был выдвинут.
– Пропали наши письма, – признался он, и мои щеки стали пунцовыми.
Я почувствовала, как во мне вскипает гнев, который невозможно сдержать и который воспламеняет сердце и кожу.
– Но это немыслимо! Выкрасть частную переписку!
Поль молчал, словно знал, чьих рук это дело.
– Жанна? – спросила я.
В ответ он лишь кивнул.
Весь воздух вокруг меня вдруг будто затвердел и не мог проникнуть в легкие. Я села.
Поль в волнении принялся шагать по комнате – так, как мечется зверь в клетке.
– Теперь она станет шантажировать нас?
– Шантажировать? Но что ей нужно?
Я почувствовала, как разыгрались нервы и меня пробирает дрожь.
– Поговори же с ней, ты должен остановить ее…
Поль покачал головой и опустил взгляд в пол.
– Она разлучит меня с детьми…
– Но это невозможно. Ты же отец. Вы сумеете договориться.
– Не забывай, что речь идет о Жанне…
Я совсем недолго еще оставалась в этой квартире, так и не сказав Полю, что готова расплакаться, и не поделившись с ним тем, что накануне днем пошла совсем не в Институт Франции, а на то самое место, где погиб Пьер. И что, если бы мой муж не умер, вся эта история не случилась бы.
Потом я встала и надела пальто.
– Я должна успеть на поезд. Обещала Ирен и Еве поужинать вместе, – сказала я, прежде чем направиться к двери.
– Мари…
Я обернулась.
– Я сожалею о результатах вчерашнего голосования. Это несправедливо. Никто не заслуживает членства в Академии больше, чем ты.
Я склонила голову и улыбнулась ему.
Выйдя на улицу, я закрыла глаза и глубоко вдохнула. Мне нужен был свежий воздух и точка опоры. Почва уходила из-под ног, и в тот миг – сильнее, чем когда-либо, – мне хотелось лишь одного: чтобы Пьер был рядом.
В поезде я села подальше от остальных пассажиров. Несколько станций проехала одна, никто не занимал соседних мест. А потом рядом устроился мужчина в черном пальто. Я отвернулась к окну и вдруг поняла, что он разглядывает меня из-под полей своей шляпы, пытаясь понять, знакомо ли ему мое лицо или нет.
Домой я шла, как обычно, быстро и торопливо, глядя в землю. Между редкими фонарями, освещавшими дорогу, мне встретилось лишь несколько прохожих, который спешили, словно опаздывая на поезд.
Посреди улицы я заметила неподвижный силуэт и сперва не придала этому значения, продолжая шагать так же быстро. Только подойдя ближе, я разглядела знакомый профиль, очертания фигуры, осанку.
Жанна ждала меня.
Я сделала глубокий вдох, сунула руку в карман и бросила на тротуар, в круг света от фонаря, ключи от квартиры на улице Банкье. Я сделала это инстинктивно, не задумываясь, чтобы не пришлось объясняться.
– Грязная полячка! – накинулась на меня Жанна.
Я не остановилась и продолжала идти. Раздался металлический щелчок.
Жанна схватила меня за плечо. Она держала в руке нож, направив острие в меня.
Сердце заколотилось от страха. Чем отчаяннее я пыталась вырваться, тем сильнее ее пальцы сжимали мое плечо и тем ближе она придвигалась ко мне.
– Ты вовсе не блистательная мадам Кюри, о которой кричат все газеты. Женщина, наделенная редкостным умом. Как бы не так! Ты мерзкая тварь, которая крадет чужих мужей. Вот ты кто! Твой супруг испустил дух, и ты решила наведаться в мой дом и полакомиться там.
Долго, пристально смотрели мы друг на друга. Жанна, казалось, не хотела отпускать мой взгляд, и в ее глазах пылала такая ненависть, что я была поражена.
Если бы подобная история произошла с другой женщиной, то она не вызвала бы широкой огласки. В моем же случае – грозила обернуться громким скандалом. Обычно публика относилась снисходительно к изменам мужей, но я носила фамилию Кюри, которой пестрели страницы газет.
– Я изведу тебя! – пригрозила Жанна напоследок.
Продолжая угрожать мне ножом, она отступила и растворилась в темноте.
Несколько минут я не могла двинуться с места. Кровь бросилась в голову, щеки горели. Сердце бешено стучало в груди, пришлось подождать, пока дыхание успокоится. Я вернулась к фонарю, где бросила ключи: они по-прежнему были там, в пятне света. Застыв на месте, я смотрела на ключи и задавалась вопросом, что бы произошло, если бы мне хватило сил дать отпор Жанне. Перед глазами все еще стояло ее лицо.
Дома меня встретила гувернантка и протянула телеграмму.
– Почтальон принес сегодня, – сказала она. Ирен и Ева ждали меня к ужину.
Мы вынуждены сообщить вам, что, к сожалению, ваша просьба о вступлении в Академию наук отклонена.
Я разорвала телеграмму и выбросила в корзину.
Потом села за стол и спросила девочек, как прошел день и что они делали.
Какой прекрасной была бы жизнь, если бы все в ней оставалось столь же чудесным, каким было вначале. Но как это ни печально, последний глоток вина не сравнится с первым.
* * *
Луна, хотя и неполная, так освещала комнату, что пол сверкал. Ночь выдалась холодной, но безветренной, и стояла тишь. Я все ворочалась в кровати, тело ломило от бессонницы. Я отбросила подушку и положила голову на матрас.
В памяти всплыл тот миг, когда Жанна достала нож. Я отчетливо вспомнила свои исступленные попытки вырваться и ощущение, будто она вовсе не человек, а хищный зверь и может меня растерзать. Я постаралась дышать глубоко и размеренно, чтобы успокоиться, и наконец уснула.
Наутро опустился густой туман, и дальше нашего сада ничего было не разглядеть. Сквозь его толщу едва пробивался бледный свет – значит, я проснулась вместе с солнцем. Я чувствовала, что мои глаза опухли от усталости.
Я приготовила завтрак, помогла девочкам с их утренним туалетом, надела пальто, шляпу и вышла, чтобы поехать на работу. Но у калитки меня охватили сомнения. Отчаянно хотелось вернуться и остаться дома, однако я подавила в себе этот порыв. Всю дорогу до вокзала я двигалась в пелене тумана – и неотступно преследовал страх, что сейчас вот-вот кто-то выскочит и нападет на меня.
В поезде я перешла в самый людный вагон и всю дорогу пристально вглядывалась в лица пассажиров, стараясь запомнить их черты. Мне было нечем дышать, но я с благодарностью затерялась среди случайных попутчиков в этом переполненном вагоне, где едва удалось найти свободное место. Жанна угрожала мне с пугающей решимостью. Меня ужаснули ее точный расчет и способность терпеливо ждать за кулисами, чтобы выйти на сцену в нужный момент.
В последующие месяцы меня не покидало ощущение, будто под моими ногами не твердая почва, а качающаяся лодка. Я держалась на плаву, пока удавалось сосредоточиться, не засматриваясь по сторонам, и дышать размеренно. Но меня постоянно подкарауливала опасность угодить в водоворот посреди штормящего моря.
Поль вернул ключи от квартиры на улице Банкье ее хозяину и перебрался к Генриетте и Жану Перренам – единственным из своих друзей, кому он рассказал про нашу связь. Опасаясь, что Жанна не ограничится угрозами и пустит нож в дело, он заходил домой лишь на несколько часов, перед закатом, повидаться с детьми.
Я же решила принять приглашение участвовать в научном конгрессе в Генуе. Приглашение было неожиданным и исходило от Эмиля Бореля, поистине талантливого математика, – в те времена он был заместителем директора Высшей нормальной школы в Париже. Предполагаю, Борель пригласил меня по подсказке нашего общего друга Жана Перрена, который предоставил мне возможность удалиться на время из Франции.
Сперва я немного смутилась, ведь за все годы, прожитые в Париже вместе с Пьером, мы редко заходили к Борелям, а между тем они удивительная пара. Эмиль, мужчина привлекательный, имел на счету десятки любовных историй, но затем решил остепениться и уже в зрелом возрасте остановил свой выбор на Маргарите, дочери Поля Аппеля, заведовавшего факультетом точных наук в Сорбонне. Маргарите в ту пору едва исполнилось восемнадцать, и Эмиль Борель рассчитывал иметь с ней детей.
Маргарита
