Дед Мавр - Александр Евгеньевич Миронов
Действительно, мама была совсем плоха. Через месяц ее не стало. Но все же трое суток,— остальные четверо из отпускной недели ушли на дорогу в оба конца,— мне посчастливилось провести с ней.
И даже в город удалось наведаться, в Дом правительства, где в двух небольших комнатах уместились и Союз писателей, и Беллитфонд. Спросил об Иване Михайловиче и услышал, что дядька Мавр очень слаб, перенес тяжелую болезнь, и если вернется в Минск, так в лучшем случае только к концу года.
С тем и уехал. Опять в Заполярье, к месту службы: в действующий Северный военно-морской флот.
Снова морские конвои, траление фарватеров, переброска войск в недавно очищенный от гитлеровцев город Петсамо. Даже начальником отдела боевой подготовки флотской газеты «Северная Вахта» довелось поработать. А подспудно уже зрела мысль: не довольно ли шататься по белу свету, не хватит ли с меня семнадцати лет почти непрерывной моряцкой неприкаянности? Четвертый десяток наполовину разменял, пора обзаводиться постоянной крышей над головой. И если обзаводиться, так в родном городе, в Минске, потому что в Архангельске долго не выдержу, после войны наверняка сбегу в какой-нибудь многомесячный дальний рейс…
Но вот и война окончилась, а о демобилизации — ни звука. Только в марте сорок шестого смог, наконец, снять с себя военно-морскую форму с погонами капитан-лейтенанта на плечах.
И сразу, чтобы не передумать,— на поезд и в Минск! Что сделали нелюди с городом! Везде руины. Считанные здания уцелели. Поселился временно у родных.
Узнал, где живет Дед, пошел на Первомайскую улицу, постучался. Дверь открыла жена, Стефанида Александровна, и чуть не испуганно всплеснула руками:
— Батюхны, ты живой? А слух прошел, будто убили.
— Живой, живой,— успокоил я.— Хозяин дома?
Стефанида Александровна вздохнула:
— Разве удержишь? Только по вечерам можно застать. По воскресеньям и то полная хата людей.
— Как он?
— Сейчас ничего… А думала, не доберемся до Минска… Водянка измучила, весь опух, ни рукой, ни ногой не мог пошевелить. И то сказать: шестьдесят четвертый год пошел.
— Где же он пропадает?
— То в Союзе писателей, то в издательстве. С какою-то книгой возится.
— Неужели новую книгу написал?
— Если б свою…
Загадка: новая книга, а «не своя». Что же это за книга и чем она смогла так захватить Деда?
Не пешком, а в трамвае — трамвайную линию успели восстановить — отправился в Дом печати. Там и нашел углубленного в работу Янку Мавра за столом, заваленным рукописями. Он мельком, без удивления взглянул на меня и, выпустив из пальцев толстый красный карандаш, откинулся широкой спиной на стул:
— Совсем вернулся или опять на время?
— Совсем.
— Давно пора. Слишком много работы. Кому ее вместо нас делать? Молодые когда еще вырастут…
И круто, как в довоенную пору, меняя тему, почти с нетерпением спросил:
— Чем думаешь заниматься?
— Сначала с жильем надо устроиться…
— В Минске? Не получишь: уцелевшие подвалы и те битком набиты. Хорошие газетчики сейчас позарез нужны. Иди-ка ты в «Звязду»: с нее начинал, с нее и второй заход попытайся сделать. Попросись собственным корреспондентом в какой-нибудь областной город. А через годик-другой и здесь будет легче.— Он что-то вспомнил, похлопал ладонью по стопке рукописей на столе, улыбнулся: — Там, кстати, и к нашей работе подключишься.
— К какой работе?
— Не знаешь? Послушай.
И начал рассказывать.
Задумал Дед, как он выразился, необычную книгу «Никогда не забудем» и хочет быстрее выпустить ее в свет. Нет-нет, не свою. Даже не писательский сборник: книгу, написанную детьми о чудовищных преступлениях, бесчеловечности и зверствах гитлеровских оккупантов на временно захваченной ими белорусской земле… О том, как десяти-двенадцати-четырнадцатилетние мальчишки и девчонки становились партизанскими разведчиками, проводниками и связными… Как вместе со взрослыми народными мстителями, забыв о школе и книгах, уничтожали карателей из засад, минировали шоссейные дороги и железнодорожные пути, взрывали мосты, склады, пристанционные водонапорные башни и автомашины… Самим будущим авторам с такой колоссальной работой не справиться. Так кто же, как не писатели и журналисты, обязан разыскать этих будущих авторов и всячески помочь им?!
Я знал, да и все писатели знали, как умел Янка Мавр зажигать людей своими необычными, неожиданными «задумками», как упорно искал и всегда находил единомышленников и сподвижников в хорошем, нужном и важном для всех деле. С упрямыми, равнодушными бывал предельно краток. Услышит отказ, пожмет плечами и с нескрываемой насмешкой хмыкнет:
— А я-то думал, что ты человек.
Зато для единомышленников широко открывал и горячее сердце, и двери своего гостеприимного дома. Так мог ли я отказаться от требовательного и настойчивого мавровского «обязаны разыскать и помочь»?
Через несколько дней уехал в Гродно. Собкором газеты «Звязда» и Советского Информбюро по Гродненской области. И со строжайшим наказом Деда: искать будущих авторов будущей книги и помогать им.
«Никогда не забудем» — поистине потрясающий документ о чудовищных преступлениях гитлеровцев на территории Советской Белоруссии. Книга вышла в свет и, как любят выражаться критики, получила широкие и весьма благожелательные отзывы во всесоюзной прессе. Но мало кому из непосвященных даже в то, уже далекое, время было известно, а ныне и вовсе почти забыто, что если бы не страстная настойчивость Янки Мавра, документ этот едва ли вошел бы в сокровищницу документальной белорусской литературы…
Искать. Находить. Помогать.
Еще когда четверо его детей были школьниками, Иван Михайлович отправлялся с ними в отпускное время то в Москву, то в Ленинград, то в Одессу или совершал «дальнее плавание» на пароходе по Днепру. А чаще ездили просто на лоно природы, но не в перенаселенные дачниками окрестности Минска, а в небольшие деревеньки, где помалолюднее и потише. Собирали грибы и ягоды, удили рыбу, осторожно, чтобы не вспугнуть, наблюдали за неугомонной суетой всяческой лесной живности. Это ли не наглядная, полная неизгладимых впечатлений книга природы родной белорусской земли!
Но одной лишь такой книги городскому учителю было мало. Он искал в ней самое главное: человека. И всегда умел находить.
Начиналась страдная пора сенокоса — Иван Михайлович со своими ребятами тоже ворошит подсыхающую траву, помогает крестьянам метать готовое сено в копны. Отправляются деревенские хлопцы пасти коней в ночное — и его двое сыновей, Федор и Арсений, с ними. Где, как не в таком непосредственном, тесном общении на равных узнают они, чем живут, о чем думают, к чему стремятся их сельские однолетки.
И крестьяне постепенно
