Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд
Теперь вопрос стоял только о том, когда взаимная неприязнь между людьми, распространившаяся на всю страну, найдет выход в насилии? В Норвиче едва удалось избежать кровопролития в последний день Масленицы, когда прошел слух, что подмастерья собираются разбить орган, и священникам пришлось организовать охрану кафедрального собора. Неприятный инцидент произошел в Уэльсе, когда один заезжий пуританин бросил камень в древнее саксонское распятие. Из Киддерминстера была с позором изгнана группа иконоборцев. Они вместе со своим проповедником Ричардом Бакстером бежали, чтобы примкнуть к «вежливым цивилизованным верующим людям» Глостера. В Блокли пуританский викарий отпраздновал пасхальный понедельник тем, что набросился на констебля, выдрал у него волосы и столкнул его в канаву за то, что тот посмел просить денег на заем для короля. Парни из Ладлоу в майский день насадили «штуку, похожую на голову», на майское дерево и насмехались над ней, подразумевая ее сходство с «круглоголовыми». Неподалеку от них другие юные хулиганы издевались над настоящим пуританским священником, который пренебрегал молитвой за короля. Даже в Лондоне роялисты иногда подавали голос, и никто не помог благочестивому мастеру по изготовлению кистей, когда пьяный кавалер под угрозой кинжала заставил его преклонить колени перед крестом в Чипсайде и произнести молитву за папу.
Тихие люди стояли в стороне и, с сожалением наблюдая лихорадочное состояние страны, говорили, что единственным лекарством от него будет кровопускание. «Требования с обеих сторон настолько неприемлемы, что надежд на полюбовное согласие очень мало. И все же обе стороны стремятся к соблюдению законов, и вопрос не столько в том, как управлять, сколько в том, кто будет им [законам] хозяином и судьей. Прискорбная ситуация – тратить благосостояние, сокровища, а может, и жизни такого королевства ради упрямства и нескольких милых придирок». Эти слова бедного сэра Томаса Найветта были достаточно точны, но, когда «милые придирки» в споре между двумя властями – это ни больше ни меньше чем контроль над армией, война начнется в любом случае.
V
В тот период, когда вся страна пришла в смятение, мало кто заслуживал большей жалости, чем граф Ормонд, которому, как командующему войсками дублинского правительства, выпала задача защищать английских поселенцев в Ирландии. Он был аристократом нормано-ирландского происхождения, его мать и братья сохранили старую веру, и многие ждали, что он присоединится к восставшим, как сделало большинство нормано-ирландцев. Но Ормонд воспитывался под опекой английской короны как протестант и с тех пор сохранял верность этой религии. К выполнению обязанностей гражданского управления его подготовил граф Страффорд, чьи административные таланты и проделанную для Ирландии работу он никогда не переставал уважать. Весь его жизненный опыт и еще больше – его религия настроили Ормонда против ирландских мятежников. С другой стороны, он был бесконечно предан королю и не доверял тем, кто спекулировал ирландской землей, кто погубил Страффорда и после его падения доминировал в Совете и чья захватническая политика спровоцировала восстание.
В то время ему было около тридцати лет. Он был сильным, высоким и светловолосым (ирландцы называли его Джеймс Белый), и мало кто мог устоять перед его изяществом и обаянием. Свои проблемы он скрывал под внешним спокойствием и любезными манерами, но проблем у него было множество. Этот умный человек с обостренным чувством долга оказался в ситуации, когда его противоречивые привязанности затрудняли принятие решений. Ему приходилось тратить свои административные таланты на войну, опустошавшую любимую им страну и грозившую гибелью государю, которому он хотел служить.
По возвращении в Дублин после освобождения Дрогеды Ормонд обнаружил недавно прибывший корабль, на котором приплыли его жена и дети. Графине позволили уехать из Килкенни и, взяв с собой беженцев, о которых она заботилась, сесть на корабль в Уотерфорде. Прибыв в Дублин, она сразу обратила свой организаторский талант на устройство судьбы беженцев. Женщин поделили на группы и посадили шить рубашки для солдат ее мужа, а детей отправили в школу. Маленький отряд сирот остался на персональном попечении графини.
У Ормонда хватило времени только на то, чтобы поцеловать жену и детей, после чего он спешно выступил против мятежников в Килдар, где они носились, «как пчелиный рой, по лесам, болотам и другим удобным для них местам». При его приближении они попрятались в свои потайные норы и не стали выходить на битву. Однако Ормонд забрал их скот в надежде уничтожить кочевое хозяйство, за счет которого они жили. Захваченные стада поделили между беженцами из Ольстера, и каждому выделили маленький кусочек земли и мешок зерна, приказав (со временем) поставлять сыр, молоко и хлеб для армии.
Взбудораженные наступлением Ормонда ирландцы в Килкенни – весь этот многочисленный неуправляемый сброд – поспешили выйти из города ему навстречу. Их вел лорд Маунт-гаррет, один из главарей елизаветинского восстания. Ормонд преградил им дорогу у расположенной в низине деревни Килриш. Неподалеку оттуда на возвышенности стоял Меддингстаун – вотчина молодого лорда Каслхейвена, который владел ирландской землей и титулом по праву, дарованному Яковом, и был обращенным католиком. Он служил в армии герцога Савойского, но приехал домой, когда король Карл во время войны с шотландцами призвал добровольцев, и с тех пор ничего не делал. Весной 1642 г. он развлекал легкомысленного Антрима и его столь же легкомысленную жену, герцогиню Бэкингем. Когда силы Ормонда и Маунтгаррета сошлись в битве менее чем в трех милях оттуда, участники домашней вечеринки в Меддингстауне были страшно удивлены.
Ирландцы были более многочисленны, чем правительственные войска, и полагались, как они делали всю зиму, на скорость и силу своей атаки,
