Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд
Сознавая опасность, сторонники Пима стали угрожающе наблюдательны и уже начали что-то бурчать против Хайда. В последнее время они расширили способы, которыми душили влияние оставшихся роялистов в Вестминстере. Множились комитеты по расследованию в сферах обороны, информации, военно-морского флота, того, другого, третьего… И все они выносили обвинения. Во всех доминировали люди Пима, и через них проходили основные дела палаты.
А за пределами парламента роялисты учились организовывать свои действия. Из Ланкашира сообщили, что подготовлена петиция с требованием снять назначенного парламентом лорда-лейтенанта, пуританина лорда Уортона, и назначить на его место лорда Стренжа, человека, преданного королю. Палата общин встретила ее придирчивым замечанием по поводу давления, оказанного на честных жителей Ланкашира при сборе подписей. Оливер Кромвель обратил внимание парламентариев на сообщение из Монмаунтшира, что пуританское духовенство опасается восстания, которое втайне готовят местные паписты. Католики действительно были очень сильны в этих местах, контролируемых самым богатым пэром-католиком в округе маркизом Вустером. В Кенте судья-роялист Томас Малет убедил большое жюри Мейдстона одобрить петицию о возвращении королю всей власти над армией и перенести парламент из Лондона в какое-нибудь место, где ему не будет угрожать вмешательство со стороны местного населения.
Были у членов партии Пима и другие страхи. Они с тревогой следили за Халлом, Нидерландами и Данией, поскольку, если Карл намеревался объявить войну из Йорка и получить помощь из-за границы, то ему необходимо было обеспечить безопасность порта в Халле. Датский король Христиан IV, который когда-то прославился как успешный военачальник на суше и на море, был немолод по годам, но все еще достаточно активен. Он приходился дядей королю Карлу, будучи братом его матери, и королева, как стало известно, настойчиво взывала к нему о помощи. В последние месяцы слухи о вторжении – особенно из Дании – распространились по всей стране. Деловая королева проводила время в Гааге, привлекая деньги под залог королевских драгоценностей, которые привезла с собой. При умелом содействии принца Руперта она собирала оружие и добровольцев и стремилась всеми возможными способами заинтересовать делами своего мужа принца Оранского и короля Дании. Она плохо себя чувствовала. Ее зубная и головная боль, кашель и простуды создавали жалобный аккомпанемент нежным выражениям любви, которыми она наполняла свои письма к королю. Но ее советы были далеко не жалобными. Она предостерегала Карла в отношении нерешительных, тех, кто призывал его к умеренности, и раз за разом убеждала его, как важно обеспечить безопасность Халла – ключевого порта в совместно разработанной ими стратегии.
В Йорке король держал двор с некоторой долей прежней элегантности и церемонности. Он послал за своими музыкантами в Уайтхолл, но им уже два года не платили жалованья, и они не могли позволить себе такое путешествие. Графы Холланд и Эссекс формально отказались присоединиться к нему и были отстранены от своих постов при дворе, но теперь вокруг него собиралось все больше представителей знати. Они покинули палату лордов, которая сократилась до горстки депутатов преимущественно из партии Пима. Одни приехали в Йорк, другие, более осторожные, в ожидании дальнейших событий перебрались в свои поместья.
В залах и садах больших домов Йорка, где бывал король и его друзья, царило сдержанное веселье. Владельцы постоялых дворов и фермеры преуспевали, рынок оживился. Но если король рассчитывал на всеобщую поддержку Севера, то ошибался. Регион пребывал в состоянии жесткого раскола, причиной которого была религия, старая вражда знатных семей и обида, которую Страффорд, этот грозный йоркширец, посеял между теми, кому благоволил, и теми, кого задевал.
Кроме того, временами давали о себе знать локальные проявления недовольства, не связанные с какой-либо партией. Группа женщин под звуки волынки и тамбурина сломала изгородь, огораживавшую общинные земли, и, празднуя это событие, угощалась пирогами и элем, пока возмущенный магистрат не переловил их и не отправил в тюрьму. Благодаря своевременно оказанным милостям Карлу удалось завоевать поддержку лорда Сэвила, семейство которого занимало видное положение в Западном Райдинге, однако он не смог привлечь на свою сторону влиятельного сэра Ферфакса и его сына, сэра Томаса. Одни дворяне заявили ему о своей лояльности, другие подали петицию, в которой ему предлагалось вернуться в Вестминстер и примириться с парламентом. Соперничающие группы устраивали на улицах Йорка хулиганские выходки, вели себя грубо и оскорбляли друг друга словесно. В Ливерпуле на берег сходили поселенцы, бежавшие с севера Ирландии. Оттуда они расходились по стране, прося подаяния и рассказывая жуткие, наводившие ужас истории. Простые пуританские семьи постом и молитвой готовились к вторжению ирландских папистов и к смерти от их рук. «О, какие страхи и слезы, плач и молитвы денно и нощно царили во многих местах, не исключая дома моей матери! – писал намного позднее человек из Брендорфа. – Мне было тогда 12 или 13 лет, и, хотя я боялся, что меня убьют, я устал от бесконечного поста и молитв». Ирландско-папистской резни боялись не только неграмотные. Один джентльмен-протестант писал лорду Ферфаксу: «Это касается нас всех. Мы должны стремиться не допустить подобного в нашем королевстве». Пуританское дворянство с тревогой смотрело на добровольцев, которых король набирал в Йорке среди их соседей-католиков. Их называли «папистская армия».
Карл, по-прежнему пытаясь заверить своих подданных, что он убежденный протестант, принес в жертву двух католических священников. Это были безобидные люди, которые долгие годы, пока закон дремал, тихо проводили богослужения для своих единоверцев из Йоркшира. Оба были повешены в Йорке, невзирая на то, что одному из них, отцу Локвуду, было почти 90 лет.
Чтобы обеспечить большую популярность набору рекрутов, Карл объявил о своем намерении лично отправиться в Ирландию и подавить восстание. В Лондоне парламент немедленно возразил. Совет в Шотландии, хотя и в более сдержанных выражениях, тоже высказался против этого плана. Попытка короля выступить в роли поборника протестантизма и защитника английских поселенцев в Ирландии убедила лишь немногих из его друзей и никого из его врагов. Совет в Дублине незадолго до этого допросил под пыткой двух знатных пленников, и один из них, молодой глава клана Хьюго Мак-Мэхон, которого захватили в самом начале восстания, утверждал на дыбе, что не далее как в прошлом мае слышал, что король поддержит ирландское восстание. Вторая жертва – профессиональный английский военный, полковник Джон Рид, – был более осторожен, чем Мак-Мэхон, и мало что сказал, но его сдержанность была истолкована как признание виновности короля. Свое мнение дублинский Совет высказал, сообщив о допросе этих пленных только парламенту и, таким образом, ясно дав понять, что они
