Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд
Его жена оставалась в окруженном замке Килкенни вместе со своими детьми и сотнями беженцев, которых она приняла и содержала там. Главари ирландцев угрожали уничтожить их, если Ормонд не уйдет с поста командующего правительственными войсками. Англичане ответили, что, если графине и ее детям будет причинен вред, они не пощадят ни одной ирландской женщины или ребенка. Но Ормонд, не прекращая подготовку к весенней кампании, дал другой ответ. Если его жена и дети, писал он, «будут ранены мужчинами, я никогда не стану мстить женщинам и детям, поскольку это было бы подло и не по-христиански и намного ниже той цены, в которую я оцениваю свою жену и детей».
Ормонд был скорее опытным, чем талантливым военным, но знал силу и слабость ирландцев. Он выступал против попытки правительства освободить Дрогеду, которая закончилась катастрофой в Джулианстауне. Войска – толпа деморализованных беженцев из Ольстера, которые, говоря словами Ормонда, даже «не были похожи на солдат», они с трудом понимали, как пользоваться мушкетами, которые в спешке сунули в их неопытные руки. Против таких войск шоковая тактика ирландцев Фелима О’Нила, выскочивших на них из тумана, была обречена на успех. Но в самой Дрогеде опытный профессиональный военный сэр Генри Тичборн со своим хорошо обученным гарнизоном держался, несмотря на голод, предательство, непрерывные атаки и даже проникновение врага в город. Эта долгая оборона выявила превосходство маленьких хорошо организованных сил над недисциплинированной ордой ирландцев. К началу марта Ормонд собрал обучил и вооружил около 3000 пехотинцев и 5000 кавалеристов. Численность войска Фелима О’Нила под Дрогедой была больше, но он был слишком осторожен, чтобы рискнуть сразиться с организованной армией. Когда 11 марта 1642 г. к нему стали приближаться правительственные войска из Дублина, он отступил в безопасный Ольстер. Ормонд вошел в Дрогеду. Для англичан это были первые хорошие новости из Ирландии за пять месяцев.
III
Теперь переменчивая судьба их земляков в Ирландии стала всего лишь фоном для пугающей ситуации в самой Англии. «Обновили маяки, установили навигационные знаки, почтовые кареты снуют с конвертами туда-сюда. Налицо все симптомы близкой войны», – писал один парламентарий. Карл, сидевший в Хантингдоне, предупреждал своих подданных не подчиняться ордонансу, на который он не дал своего согласия. Обе палаты парламента гневно возражали, заявляя, что любой, кто сомневается в их правах, будет считаться виновным в нарушении привилегий.
Король продолжал свое путешествие на север, не отказывая себе в удовольствиях и развлечениях, обычных для более спокойного времени. В Кембридже он посетил Тринити-колледж и колледж Святого Иоанна, где для принца Уэльского сыграли пьесу. В один из теплых солнечных дней король со свитой заехал в поместье Феррара[11] в Литтл-Гиддинг и в окрестных полях подстрелил зайца, а принц Уэльский отведал чизкейк и яблочный пай в буфетной. Уезжая, король даровал Феррару за его гостеприимство пять фунтов, которые прошлым вечером выиграл в карты у своего племянника курфюрста Палатина. Лишь прощальные слова на мгновение выдали его тревожное состояние. «Молитесь, молитесь о моем скором и благополучном возвращении», – сказал он.
В Вестминстере Эдвард Хайд и лорд Фолкленд делали все, что могли, чтобы поддержать немногих оставшихся друзей короля в палате общин. Они информировали его о происходящем в письмах, давали советы и готовили заявления, которые ему следовало делать в той войне, которую он вел с парламентом в прессе. Хайд все еще обманывал себя надеждой, что умеренные советы смогут предотвратить столкновение короля и Пима, к которому оба – каждый по-своему – стремились. «Ваше величество хорошо знает, – писал он, – что ваша главная сила – это любовь в сердцах тех людей, которые являются первейшими защитниками общественных свобод, и потому, помимо их долга и преданности вам лично, им особенно дорого ваше стремление к миру и справедливости». Он убеждал короля не давать «вашему народу ни малейшего повода сомневаться в том, что вы полагаетесь на что-то иное, кроме законов и их повиновения». Король счел разумным придерживаться такой позиции и для того, чтобы завоевать себе больше поддержки, и для того, чтобы сделать более очевидным тот факт, что Пим и его последователи своей мятежной непреклонностью создали проблемы, затронувшие всю нацию. Находясь в Стэмфорде, Карл объявил о значительном ужесточении законов против католиков – действие, направленное на то, чтобы ублажить его подданных-протестантов, которое вместе с тем не могло лишить его лояльности католиков, хорошо понимавших, что, какой бы тяжелой ни была их доля, он все равно относится к ним лучше, чем отнеслись бы его оппоненты.
Тем временем Хайд подготовил более примирительный ответ на предложения, которые так сурово отверг Карл в Ньюмаркете. Он выступил от имени короля вскоре после того, как тот прибыл в свою северную столицу Йорк. В этом документе король в сдержанных выражениях упрекал парламент в недоверии к нему. Он снова заявлял о своей «неизменной ревностной любви к чистой протестантской вере и своей решимости действовать совместно с парламентом в целях ее распространения и подавления папизма». Он в очередной раз осудил ирландское восстание и всех, кто его поощряет. Он отрицал все слухи о якобы существующем плане по привлечению иностранных держав для оказания ему помощи, напоминал о своих многочисленных уступках и заявлял о готовности вернуться в Лондон, если будет знать, что это безопасно. В заключение король говорил, что всем сердцем желает лишь одного – «мира, славы и процветания нации».
Это было последнее примирительное заявление, сделанное королем, и оно имело именно тот эффект, на который рассчитывал Эдвард Хайд. Многие испытывавшие неуверенность и тревогу люди в палатах общин и лордов, да и в целом в стране, были настолько тронуты проявлением умеренности со стороны Карла, чтобы, как минимум, решить, что агрессоры – Пим и его друзья, и активно или пассивно встать на сторону короля. Дополнительную убедительность этому документу придавала та искренность, с которой Эдвард Хайд писал его. Он действительно верил, что король еще может согласиться на компромиссное урегулирование, и вложил в этот документ все свои моральные принципы и интеллектуальные способности. Король, со своей стороны, сознавал ценность проявления умеренности, но не отказался от своей убежденности, что фракция, захватившая власть в Вестминстере, уступит только силе. Они уже заявляли, что власть короля и власть Карла Стюарта – это разные вещи и что истинная королевская власть принадлежит им. Вполне естественным ответом короля было то, что он увидел «необходимость защитить Карла Стюарта, если тот желает спасти короля». Исходя из этой необходимости Карл и действовал, а послание, со
