Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649 - Сесили Вероника Веджвуд
Но это не имело значения. Лилберн и не предполагал, что ему ответят, поэтому не ждал ответа. Еще до конца декабря он уехал из Лондона на Север. Его отъезд в такой критический момент, когда левеллеры призывали дать какие-то объяснения, а объяснение, которое он сам дал, могло быть правильным, кажется для него нехарактерным. Он был бедным человеком, имевшим большую семью, и ему давно уже были выделены парламентом 3000 фунтов компенсации за перенесенные им страдания во времена королевской власти. Но деньги так и не были выплачены. В декабре 1648 г. он подал в палату общин предложение дать ему возможность получить их с имений роялистов – сторонников Карла I в Дареме. Лилберн был полон решимости добиться принятия этого решения в парламенте до смерти короля, подозревая, что, когда короля не станет, а гранды «полностью залезут на трон», он может тщетно ожидать своей награды. Таким образом, его внимание было разделено между требованиями своих последователей и своим частным делом, и, когда 18 декабря его денежная компенсация была утверждена, он уехал из Лондона на Север, чтобы получить деньги, и вернулся только после смерти короля.
Даже учитывая ужасающую бедность, в которой Лилберн, его страдалица-жена и растущая семья обычно пребывали, его поведение кажется странным для человека, который редко подсчитывал, во сколько ему обойдутся его политические действия. Другие причины для отъезда напрашиваются сами собой. Возможно, он не желал оставаться в Лондоне во время суда над королем, который не одобрял. Вероятно, он также в бессильном гневе понимал, насколько ловко его обхитрили гранды, навязав ему решение о судьбе короля. Ведь если бы он предпочел остаться в Лондоне, чтобы поднимать шум среди своих сторонников и создавать трудности для Кромвеля и армии, кто от этого выиграл бы? В конечном счете только роялисты. Разжигая беспорядки в Лондоне и волнения в рядах армии, он мог бы остановить процесс над королем и создать что-то вроде анархии в общественных делах. Но этим он не приблизил бы реализацию программы левеллеров и не усилил бы никого, кроме сторонников короля. Все это он, вполне вероятно, понимал. Когда проклинал армейских военачальников за их ловкие подтасовки, то делал это потому, что они поставили его в такое положение, когда он не мог нанести им удар, не причинив большего вреда своему собственному делу, чем их.
III
Так как Лилберн уехал, то левеллеры едва ли могли создать большие проблемы во время судебного процесса над королем. Однако состояние лондонского Сити все еще было причиной для беспокойства. Священники-пресвитерианцы продолжали активно осуждать армию со своих кафедр и открыто публиковать обвинения в печати. Был арестован один лондонский шериф – воинствующий пресвитерианец Браун, но большинство состоятельных жителей города симпатизировали взглядам пресвитерианцев и исключенным членам парламента. Более того, был избран лорд-мэр, когда и в парламенте, и в Сити все сильнее разгоралась надежда, что подписание Ньюпортского договора состоится и что король вскоре вернется к себе домой в столицу. Очевидно, по этой причине выбор Сити пал на Абрахама Рейнардсона из компании «Мерчант Тейлорз», известного своими симпатиями к роялистам. Рейнардсон, без сомнения, как только будет заключен мир, с нетерпением ждал встречи с ним при стечении радостных толп народа у ворот Темпл-Бара, который в высшей степени подходил для выполнения этой задачи. Вместо этого он оказался лицом к лицу с военной оккупацией армией, которая угрожала убить его монарха.
Присутствие этого лорд-мэра и большинства членов городского управления, лишь на йоту менее враждебных, требовало, чтобы был найден какой-то способ контролировать Сити. Наилучшим образом это можно было сделать, введя в Городской совет – якобы представительное собрание горожан – людей, поддерживавших армию. И снова Филип Скиппон, опытный командир обученного отряда лондонского ополчения, сослужил армии службу. Накануне чистки в парламенте он использовал свое влияние, чтобы обеспечить отвод обученных отрядов из Вестминстера и освободить место для людей полковника Прайда. Теперь он приобрел вес в палате общин, где представлял небольшой город Барнстапл в юго-западной части Англии, и, «глядя так кротко, будто хотел произнести молитву», внес предложение, чтобы ни один горожанин, поддерживающий идею заключения договора с королем, не мог быть избран в Городской совет. Этот запрет вступил в силу на выборах, которые состоялись на следующий день, и роялист лорд-мэр обнаружил, что на его плечи взвалили Городской совет, в котором большинство с некоторым мстительным чувством поддерживало армию.
IV
Чего именно хотела армия? Или Кромвель? Ходили слухи, что и Кромвель, и Айртон не хотели переходить к крайностям. Люди, сочувствовавшие роялистам, зная о скрытой враждебности между грандами и левеллерами, намекали, что требование судить короля было трюком Кромвеля с целью «заставить левеллеров высказать все свои грешные принципы и намерения, чтобы, заявив о себе, они стали более одиозными и отвратительными, и тогда их будет легче подавить». Поговаривали – без какой-либо убедительной причины, – что сам Кромвель – автор анонимного письма в Совет офицеров, убеждавшего их не убивать короля, а вложить корону в руки Карла II – молодого, активного, свободного и способного получить помощь за границей. Ходил и другой слух, что планируемый суд – это маневр, чтобы дать возможность королю оправдаться, а Кромвелю и армии – подготовить путь для его возвращения на трон. И наоборот, иные утверждали, что короля будут судить и вынесут ему приговор, а затем поднажмут на него, чтобы из страха перед смертью он выкупил свою жизнь и корону, отказавшись от всей своей власти – не только от контроля над армией и церковью, но и даже от своего права накладывать вето на законопроекты, подаваемые ему парламентом. Французский агент в Лондоне сообщал в своих депешах, что Кромвель даже пытался тайно передать ему такое предложение через графа Денби, который поехал в Виндзор специально с этой целью.
Слухи и предположения окружали дискуссии Военного совета на предмет вывода короля на суд, но мало что можно с уверенностью сказать об их обсуждении судьбы короля. Против облака догадок, за которым скрыты действия и мотивы Кромвеля, у нас есть подлинное личное заявление, сделанное им в его письме к Хэммонду в ноябре. В нем он назвал короля «человеком, против которого свидетельствовал Господь». Поэтому маловероятно, чтобы месяцем позже он размышлял над перспективой вернуть его на трон
