Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649 - Сесили Вероника Веджвуд
Гораздо более благожелательным персонажем был интеллектуал Джеймс Харрингтон. Будучи широко эрудированным человеком, почерпнувшим политические взгляды из своего классического образования, он был также и несколько эксцентричен. Харрингтон был очень обаятелен, имел светлый ум и не лез в карман за словом, и король, по-видимому, получал удовольствие, периодически устраивая с ним «битву умов». Харрингтон же со своей стороны, по словам очевидцев, восхищался тем, как король защищает епископальную систему. По прибытии в Виндзор от всех прислуживавших королю людей потребовали клятвы, что они будут доносить обо всем, что смогут услышать о планах роялистов организовать бегство короля. И хотя Харрингтон был готов пообещать лично ничего не делать для помощи королю, он не доносил на других и в результате был вынужден покинуть свой пост.
II
В Уайтхолле строились планы суда над королем. В когда-то многолюдном парламенте дела шли вяло, а посещаемость была такая неактивная, что в палате общин зачастую было трудно собрать необходимый кворум из 40 человек. Палата лордов уменьшилась еще больше, и репортеры насмешливо говорили, что, когда вся полудюжина лордов прибывает в палату, они сидят у камина и рассказывают друг другу байки. Центр деятельности находился не в парламенте, а в штабе армии в Уайтхолле. Когда-то королевский дворец стал беспорядочным смешением казарм, канцелярий и залов для собраний. Здесь Ферфакс, его превосходительство главнокомандующий, шагал по коридорам в тревожном замешательстве и хранил благоразумное молчание по всем ключевым вопросам. Сюда приходил Кромвель из палаты общин с теми своими соратниками-военнослужащими, которые также были членами парламента: Харрисоном, Флитвудом, Хатчинсоном, Айртоном, Инголдсби, Ладлоу и Корбетом. Когда дела задерживали допоздна, он занимал здесь богато обставленную спальню, которой давно уже никто не пользовался. Здесь Айртон и Харрисон вдвоем делили одну из комнат меньших размеров после поздних и изнурительных заседаний; иногда они спали в одной постели. Здесь собирался Военный совет, чтобы обсудить каждый последующий шаг к судебному процессу над королем, и здесь несколько раз его члены встречались с Джоном Лилберном и представителями партии левеллеров, чтобы решить, какое правление должно быть в Англии после смерти короля.
Лилберн не терял время на организацию совместных заседаний левеллеров, солдат и парламентариев, которые ему предлагали провести Айртон и Харрисон в Виндзоре, чтобы успокоить его, прежде чем они пойдут на Лондон. Он пошел дальше: он не только составил, но и распечатал программу реформ, которую они совместно теперь положили на стол перед Военным советом. Если Лилберн думал, что она будет принята без проволочек, то вскоре лишился этих иллюзий. Офицеров Военного совета волновала свобода вероисповедания, но их не интересовали – или они к ним враждебно относились – требования левеллеров более равномерного распределения представителей народа в парламенте, большей социальной и гражданской справедливости и отмены церковной десятины, которая делала священнослужителей обузой для бедняков. Лилберн быстро увидел, что армейские гранды намереваются задушить его предложения лавиной аргументов, а затем изменить или уничтожить его программу. Было заметно, что за последние тринадцать месяцев представители простых солдат в Военном совете сократились до нуля. Теперь это был просто Совет офицеров.
Были выбраны четверо представителей левеллеров для участия в обсуждениях. Но число пришедших на них грандов не было ограничено. Кромвель редко присутствовал на них, но приходили и часто выступали люди, которых Лилберн называл «полковниками-ставленниками». Ферфакс, который председательствовал на долгих дебатах 14 декабря, не пытался дать левеллерам возможность высказаться. Он позволял Айртону снова и снова брать слово, в то время как Лилберну и его друзьям было трудно изложить свою программу. Однажды послушать обсуждение заскочил настырный турист Джон Эвелин и увидел на месте председателя самого Айртона. Его потрясла безнравственность обсуждаемых демократических предложений, но не меньшее потрясение он испытал от «беспорядочности и неуважительности» препирательств, от грубости языка, который использовали эти «молодые, неотесанные люди с дурной репутацией».
Безусловно, произошло несколько сердитых обменов мнений. По словам Лилберна, они проспорили далеко за полночь, и он со своими друзьями услышали от своих оппонентов немало «низких и недостойных слов». В конце концов он в гневе вызвал их всех по отдельности на дуэль. Естественно, они не приняли вызов. Задолго до того, как соглашение было достигнуто, Лилберн ушел, заявив, что считает неприемлемым находиться среди такой «банды лживых, мошенничающих плутов». Несколько дней спустя он представил Ферфаксу «Призыв к общему праву и свободе». В нем он жаловался на нечестность дебатов, заявлял, что будущее счастье всей страны теперь находится в руках армии, и предостерегал главнокомандующего «от того, чтобы всеми возможными способами мы и вы не подчинились разрушительным интересам или людям, их продвигающим… Разрушая всю власть, вы взяли на себя заботу, защиту и реставрацию [наших справедливых свобод]… В высокой степени важно для вас на том посту, на котором вы находитесь, чтобы вы не были прямолинейны или узколобы по отношению к вашим друзьям в вопросах свободы или устранения известного недовольства, а были великодушны, зная его крайние причины в эти времена. И поэтому, как во всех ваших ремонстрациях, документах и декларациях вы делали свободы народа своим знаменем и штандартом, за который сражались, так и теперь (когда вы взяли всю власть в свои руки) пусть мир увидит, что вы это и имели в виду на самом деле… раз вы уже так сильно вовлечены в это, сделайте это, используя всю вашу власть, чтобы Господь был прославлен вашим успехом, а мы и все добропорядочные люди получили бы одобрение стоять рядом с вами, а люди наслаждались бы долгожданным миром, которых мы желали бы сделать абсолютно свободными и счастливыми с помощью армии… чтобы эта армия, ваше превосходительство, и ее достойные офицеры вызывали радость и ликование у всех будущих поколений этой страны».
Ферфакс не разделял идеи Джона Лилберна. Что бы ни думал о суде над королем, он был заодно с Кромвелем и другими грандами, полагая, что вольности, свобода и счастье народа
