Марк Ферро - Николай II

Положение с внутренними проблемами было иным. Императора не интересовали политические дебаты. Он встал на точку зрения консерваторов, и это полностью объясняло его позицию: он либо уходил от решения внутренних проблем, либо отклонял их. Чем больше советников рекомендовали ему изменить режим, дать империи конституцию, тем больше усиливалось его недоверие к собеседникам. Каждое событие укрепляло его в своих взглядах.

Так, например, после поездки в Париж молодой царь впервые по-настоящему задумался над следующей проблемой: на каком основании русские либералы позволяют себе до такой степени критиковать своего царя, тогда как республиканцы-французы устроили ему столь теплый прием? Отсюда усиливается его враждебность к либералам, социалистам и всей интеллигенции в целом.

В результате непонимание между молодым царем и элитой русского общества приобрело небывалые до тех пор размеры.

Даже министры внушали ему недоверие. В случае, когда он унаследовал их от своего отца — как, например, Победоносцева, — он считал, что «их время скоро пройдет», а когда понимал, что ему без них не обойтись, то это уязвляло его самолюбие.

Самый яркий пример — отношение царя к Витте, который к тому же противился его политике в Маньчжурии. Однако все кругом восхищались Витте, и мать царя в первую очередь, что глубоко задевало Николая II.

Витте хорошо разбирался в экономике, и, учитывая его компетентность, иностранные банкиры ему доверяли. Это Витте принадлежит идея тех хорошо известных русских займов, которые принесли много денег его стране. Железные дороги и Транссибирская магистраль — тоже дело его рук, как и развитие крупной промышленности, и первая промышленная ярмарка в Нижнем Новгороде. Этот поборник индустриализации способствовал также зарождению промышленности и сталелитейного дела в Кривом Роге, Донецке и открытию нефтяных источников в Баку.

Витте нельзя назвать отцом индустриализации, но этот технократ, опередивший свое время, умел во имя либерализма изыскивать средства для ее ускорения, добиваясь доверия иностранных банков, в частности французских.

У него возникла идея финансировать индустриализацию за счет крестьян путем косвенных налогов и сделать производство водки монополией государства. Он объяснял это так: если мужик работает хорошо, то избытки выращиваемой им пшеницы идут на экспорт, в случае же возникновения голода беднейшим слоям будет оказана помощь; если же мужик работает плохо и пьет, то государство от этого выгадывает еще больше, так как деньги от продажи водки поступают в государственную казну. Между 1893 и 1899 годами 24 % правительственных доходов давала водка.

Таким образом, крестьян принесли в жертву индустриальному развитию России. В этой нищей стране страдания крестьянства только увеличивались. В первые годы правления Николая II в России было несколько случаев большого голода. И хотя Николай, бесспорно, проявлял участие к несчастным голодающим, все сводилось лишь к организации помощи и благотворительности.

Николай II был вынужден пользоваться успешной деятельностью Витте, но он его уже не переносил, Витте ему мешал. Царь ненавидел его за то, что тот был франкмасоном. К тому же Витте, подобно Кассандре, напророчил поворот событий на Дальнем Востоке и оказался прав…

Николай II не терпел тех людей из правительства, которые оказывали явное влияние на своих современников. Первым пострадал от этого Витте, позже — Столыпин. Во время мировой войны Николай II снял с поста Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, который оказывал слишком большое влияние на солдат и офицеров.

Все эти лица внушали ему подозрение — ведь он, будучи их царем, не обладал даром привлекать к себе людей, не отличался никакими особыми способностями.

Однажды, когда Николаю II предстояло выбрать министра, он обратился за советом к старому Победоносцеву. Тот сказал ему: «Плеве — подлец, а Сипягин — дурак».

Николай выбрал дурака.

Николай II обращался со своими министрами как со слугами. Правда, он больше не говорил им «ты», как его дед Александр II, но требовал от них почтения. Рассказывали, что Витте приветствовал царя, держа руки по швам и низко кланяясь, тогда как с другими он держался исключительно прямо и не походил на человека, способного кому-то подчиняться. Когда В. Н. Коковцов, занимавший пост председателя Совета министров в течение четырех лет, ушел со своего поста, царь не соизволил с ним попрощаться. «В России министры не имеют права говорить то, что они думают», — объяснил С. Д. Сазонов своим иностранным коллегам… Они во всем зависели от императора; от него зависели, в частности, размер их жалованья и другие денежные вознаграждения, а они у разных министров были разными. Три четверти из тех, кто занимал высокие посты, принадлежали к дворянству, и лишь одна треть из них были крупными собственниками; их состояние зависело от того, каких взглядов они придерживались.

Николай II не был уверен в своих министрах, он менял их все чаще и чаще: между 1905 и 1917 годами сменилось одиннадцать министров внутренних дел, восемь министров торговли и девять — сельского хозяйства. Во время войны 1914 года количество новых назначений еще увеличилось: за три года сменились четыре председателя Совета министров, четыре прокурора Святейшего синода, шесть министров внутренних дел. «Министерская чехарда», — говорил один из лидеров правых, В. М. Пуришкевич.

Доверяя шефу протокола, начальнику своей личной охраны, воспитателям своих детей, царь не доверял крупным государственным деятелям.

Иногда он проявлял благосклонность к консерваторам, скорее к Плеве, чем к Витте. И, однако, «самый умный человек империи» делал все возможное, чтобы его спасти. Он хотел сделать страну экономически здоровой, избавить царя от народного гнева. Один из разговоров Витте со своим соперником Плеве прекрасно показывает различие их концепций, хотя оба они выступали в защиту самодержавия; ведь Витте вовсе не был либералом в политическом значении этого слова, несмотря на его стремление модернизировать общество. Когда ему пришлось разрабатывать конституцию во время революции 1905 года и его спросили, что он думает по этому поводу, он ответил: «Она у меня в голове, но в глубине души я на нее плюю». Но он не был и консерватором и за несколько лет до этого в споре со своим соперником Плеве объяснял, что при Александре II Дом — то есть государство — был перестроен, однако купол сохранили в прежнем виде. Витте выступал за реформы сверху, чтобы их не навязали снизу, прибегнув к незаконным методам. Плеве, наоборот, считал, что, поскольку государство не может изменить существующую систему, необходимо направлять поток требований в определенное русло, а не следовать за ним… Государству надо провести кое-какие реформы, чтобы ожесточенные и разочарованные элементы, подогреваемые евреями, не захватили власть в свои руки. По мнению Плеве, они уничтожат страну.