Марк Ферро - Николай II

В этом случае Россия была бы свободна действовать по своему усмотрению на Дальнем Востоке, при этом подразумевалось, что для Николая II проникновение в Китай или «столкновение с японцами не означало войны», так же как и сражение в Афганистане… Не было ли у царя также опасений, что Соединенные Штаты, победившие Испанию на Кубе, качнут все больше и больше вмешиваться в дела на Дальнем Востоке или примкнут к англичанам, а то и к японцам, чтобы помешать России выполнить свою «миссию»? Это предположение сдерживает царскую дипломатию: итак, она выступает за всеобщее разоружение и снижение военных расходов, несмотря на то что долги России уже сократились с 258 до 158 миллионов рублей между 1897 и 1900 годами.

Все эти рассуждения верны, но главное — царь был мирным человеком по своей натуре, по крайней мере в отношениях с дворами и европейскими державами. Он верил в свою «миссию» в Азии, желал мира другим, и интересы, которыми он руководствовался, совпадали, таким образом, с его идеалами.

Экспансия в Китае или где-либо в Азии считалась не войной, а «крестовым походом» — походом за цивилизацию. А для осуществления такого похода Николаю II был нужен мир на Западе.

Царь лично приложил руку к ноте от 16(28) августа 1898 года, направленной державам и составленной по его инициативе. Он, как внимательный отец, тщательно проследил за всеми формулировками. В ноте содержался призыв к разоружению.

Она была встречена всеми отрицательно.

Во Франции в ней узрели руку Вильгельма II, который якобы срывал таким образом все усилия, направленные на военное возрождение страны, осуществлявшееся на протяжении тридцати лет. В Германии, наоборот, Вильгельм заподозрил в ней маневр — затормозить могучий подъем вооруженных сил рейха — и издевался над Николаем, который, вероятно, не мог более выдерживать гонку вооружений. Правда, Англия одобрила ноту, но добавила, что содержавшиеся в ней предложения не касаются британского флота. Таким образом, только Италия и Австро-Венгрия ответили положительно на предложения Николая II.

Как ни заявляли министр иностранных дел Муравьев и генерал Куропаткин, которым было поручено ведение переговоров, что речь идет не о разоружении, а об ограничении производства оружия в будущем, ничто не помогало. Проект оказался мертворожденным. Было ясно также, что, пока Франция не вернет себе Эльзас-Лотарингию, мир и разоружение с этой стороны невозможны.

Тогда в Санкт-Петербурге родилась идея пойти на следующий встречный ход: Россия в обмен хотела предложить Вильгельму II создать великую Германию (т. е. присоединить к рейху Австрию) путем расчленения двойной монархии. Двойной выигрыш для России. Эта услуга, оказанная Вильгельму И, стоила того, чтобы России в качестве «чаевых» был оставлен Босфор и, естественно, предоставлен карт-бланш на Дальнем Востоке.

Гаагская конференция, предложенная царем, положила конец этим «бессмысленным мечтаниям». Несмотря ни на что, она состоялась, так как сочли неуместным обижать нового монарха…

На рассмотрение были представлены русские предложения о разоружении, однако только для формы. Тем не менее были приняты решения о смягчении по возможности жестокого характера будущей войны, неизбежность которой все понимали. На этой конференции — первой мирной конференции, — в которой приняло участие около тридцати государств, таких как Соединенные Штаты, Китай, Мексика и все европейские государства, правительства взяли на себя торжественные обязательства: не использовать удушливые газы, которые немцы, французы и англичане тем не менее применяли с 1915 года; не применять снаряды, начиненные газом, что те же армии сделали в 1916 году; не использовать разрывные пули, так называемые «дум-дум», которые итальянцы применили в Эфиопии в 1934 году.

По правде говоря, «великая идея царствования» никого не заинтересовала, особенно общественное мнение, в принципе враждебное — особенно в России — ко всему, что могло исходить от самодержавного государя.

«Мирная» политика Николая II преследовала цель развязать царю руки на Дальнем Востоке, где, как он знал, его действия будут в любом случае поддержаны Вильгельмом II.

Генерал Куропаткин, в прошлом военный министр, а позже генералиссимус, вспоминает в своем дневнике о мечтаниях Николая II в ту пору: захватить Маньчжурию, Корею и Тибет, а затем Персию, Босфор и Дарданеллы. Но царь полагает, что «министры, по местным обстоятельствам, «мешают ему» в осуществлении его мечтаний… Он все же думает, что он прав, что лучше нас понимает вопросы славы и пользы России. Поэтому каждый Безобразов[6], который поет в унисон, кажется государю более понимающим его замыслы, чем мы, министры. Поэтому государь хитрит с нами, но он быстро крепнет опытом и разумом и, по моему мнению, несмотря на врожденную недоверчивость в характере, скоро сбросит с себя подпорки и будет прямо и твердо ставить нам свое мнение и свою волю».

Воля царя была направлена на осуществление его мечтаний: прежде чем вступить победителем в Константинополь — «второй Рим», который он называл Царьградом, стать адмиралом Тихого океана.

Вокруг него образовалась группа людей, куда входили великий князь Александр Михайлович, Безобразов, контр-адмирал Абаза и адмирал Алексеев. Плеве, который станет министром внутренних дел, одобрял эти планы: он заявлял, что самый лучший способ положить конец внутренним беспорядкам и складывающейся революционной обстановке в стране — «небольшая победоносная война».

Во время коронации Николая II Ли Хунчжан заключил договор с Россией: в обмен на поддержку царя он получил разрешение продолжить строительство Транссибирской магистрали в Маньчжурии. А китайский император действительно нуждался в помощи русских, так как Япония проникла в Корею и поддерживала там партию реформ, стремящуюся свергнуть монарха, находящегося под покровительством китайского императора.

В 1894 году началась война между Китаем и Японией, которая показала превосходство японцев на море и на суше; за несколько месяцев они оккупировали Формозу и угрожали с севера Пекину, и Китай оказался вынужденным подписать Симоносекский мирный договор.

Россия не смогла ответить на это военными действиями — Транссибирская дорога еще не была закончена, однако министр иностранных дел Лобанов убедил Николая II, что ему следует приобрести порт в «свободных водах» на побережье Маньчжурии, связанный с Сибирью. С помощью Франции, Германии и Англии Санкт-Петербург оказал давление на Японию, достаточно сильное, чтобы японский император уступил России Ляодунский полуостров, где находился Порт-Артур. Япония тем не менее осталась хозяйкой на Формозе, а Корея приобрела независимость. То, что стало поражением для Китая — и его союзницы России, — обернулось успехом для царя: его флаг развевался в Порт-Артуре.