Земля обетованная - Обама Барак

С момента своего избрания спикером в январе Джон Бонер настаивал на том, что республиканцы намерены выполнить свое предвыборное обещание покончить с тем, что он назвал "уничтожающим рабочие места потоком расходов последних двух лет". Выступая после моего обращения "О положении дел в стране" в 2011 году, Пол Райан, председатель бюджетного комитета Палаты представителей, предсказал, что в результате таких бесконтрольных расходов федеральный долг "скоро затмит всю нашу экономику и вырастет до катастрофического уровня в ближайшие годы". Новый состав членов GOP, многие из которых баллотировались на платформе "Чайной партии", настойчиво требовали от Бонера немедленного, радикального и постоянного сокращения размера федерального правительства — сокращения, которое, по их мнению, наконец-то восстановит конституционный порядок в Америке и вернет их страну назад от коррумпированной политической и экономической элиты.

Чисто с экономической точки зрения, все мы в Белом доме считали, что принятие программы глубокого сокращения федеральных расходов, предложенной Палатой представителей GOP, приведет к абсолютной катастрофе. Безработица оставалась на уровне около 9 процентов. Рынок жилья еще не восстановился. Американцы все еще пытались погасить долг в 1,1 триллиона долларов по кредитным картам и другим кредитам, накопленным за предыдущее десятилетие; миллионы людей задолжали по ипотечным кредитам больше, чем стоили их дома. Предприятия и банки столкнулись с подобным долговым похмельем и по-прежнему осторожно относились к инвестициям в расширение производства или выдаче новых кредитов. Это правда, что федеральный дефицит резко вырос с тех пор, как я вступил в должность, — в основном в результате снижения налоговых поступлений и увеличения расходов на социальные программы после того, что теперь принято называть Великой рецессией. По моей просьбе Тим Гайтнер уже разрабатывал планы по возвращению дефицита на докризисный уровень после полного восстановления экономики. Я также создал комиссию во главе с бывшим главой администрации Клинтона Эрскином Боулзом и бывшим сенатором от штата Вайоминг Аланом Симпсоном, чтобы разработать разумный план долгосрочного сокращения дефицита и долга. Но на данный момент лучшее, что мы могли сделать для снижения дефицита, — это стимулировать экономический рост, а при таком слабом совокупном спросе это означало увеличение федеральных расходов, а не их уменьшение.

Проблема заключалась в том, что я проиграл спор на промежуточных выборах, по крайней мере, среди тех, кто потрудился прийти на избирательные участки. Республиканцы не только могли утверждать, что они следуют воле избирателей, стремясь сократить расходы, но результаты выборов, казалось, превратили весь Вашингтон в ястребов дефицита. СМИ вдруг забили тревогу по поводу того, что Америка живет не по средствам. Комментаторы осуждали долговое наследие, которое мы навязываем будущим поколениям. Даже руководители компаний и представители Уолл-стрит, многие из которых прямо или косвенно выиграли от спасения финансовой системы, имели смелость вскочить на борца с дефицитом, настаивая на том, что политикам в Вашингтоне давно пора совершить "мужественный" поступок, сократив "расходы на обеспечение" — используя вводящий в заблуждение термин для обозначения социального обеспечения, Medicare, Medicaid и других программ социальной защиты. (Мало кто из них выразил заинтересованность в том, чтобы пожертвовать своими налоговыми льготами для решения этого предполагаемого кризиса).

В нашей первой стычке с Бонером по поводу уровней финансирования на оставшуюся часть 2011 финансового года мы уступили всего 38 миллиардов долларов на сокращение расходов, что было достаточно большой суммой для Бонера, чтобы вернуть ее членам своей консервативной фракции (первоначально они требовали почти в два раза больше), но достаточно небольшой в бюджете на 3,6 триллиона долларов, чтобы избежать реального экономического ущерба — тем более, что большая часть этих сокращений представляла собой бухгалтерские трюки и не привела к сокращению жизненно важных услуг или программ. Однако Бонер уже дал понять, что республиканцы скоро вернутся за новыми требованиями, даже предположил, что его фракция может не дать голосов, необходимых для увеличения установленного законом лимита долга, если мы не выполним будущие требования. Никто из нас не верил, что GOP действительно будет действовать настолько безответственно. В конце концов, повышение потолка долга — это обычная законодательная обязанность, которую выполняют обе партии, вопрос оплаты расходов, которые Конгресс уже одобрил, и неспособность сделать это приведет к тому, что Соединенные Штаты впервые в истории объявят дефолт по своему долгу. Тем не менее, тот факт, что Бонер даже затронул такую радикальную идею, и то, что она быстро получила поддержку среди членов "Чайной партии" и консервативных СМИ, давало представление о том, что его ждет.

Неужели, задавался я вопросом, именно к этому свелось мое президентство? К арьергардным действиям, чтобы удержать республиканцев от саботажа американской экономики и отмены всего, что я сделал? Могу ли я действительно надеяться найти общий язык с партией, которая все больше и больше считает оппозицию ко мне своим объединяющим принципом, целью, превосходящей все остальные? Была причина, по которой при продаже нашей недавней бюджетной сделки своей фракции Бонер, очевидно, подчеркнул, насколько "сердитым" я был во время наших обсуждений — полезная выдумка, которую я сказал своей команде не оспаривать в интересах поддержания сделки на должном уровне. Для его членов не было более выгодного предложения. На самом деле, все больше и больше я замечал, как настроение, которое мы впервые наблюдали в угасающие дни предвыборных митингов Сары Пэйлин и далее в течение лета "Чайной партии", переместилось с задворков политики GOP в центр — эмоциональная, почти висцеральная реакция на мое президентство, отличная от любых различий в политике или идеологии. Как будто само мое присутствие в Белом доме вызвало глубоко укоренившуюся панику, ощущение, что естественный порядок был нарушен.

Именно это понял Дональд Трамп, когда начал распространять утверждения о том, что я не родился в Соединенных Штатах и поэтому являюсь незаконнорожденным президентом. Миллионам американцев, напуганных появлением чернокожего человека в Белом доме, он обещал эликсир от их расовой тревоги.

Предположение о том, что я родился не в Соединенных Штатах, было не новым. По крайней мере, один консервативный чудак выдвинул эту теорию еще во время моей сенатской гонки в Иллинойсе. Во время президентской кампании некоторые недовольные сторонники Хиллари вновь распространили это утверждение, и хотя ее кампания решительно от него открестилась, консервативные блоггеры и ток-радисты подхватили его, вызвав лихорадочную рассылку по электронной почте среди правых активистов. К тому времени, когда "Чайная партия" ухватилась за это во время моего первого года пребывания у власти, эта история разрослась в полноценную теорию заговора: я не просто родился в Кении, говорилось в ней, но и был тайным мусульманским социалистом, маньчжурским кандидатом, которого готовили с детства и подбросили в США с помощью поддельных документов для проникновения в высшие эшелоны американского правительства.

Тем не менее, только 10 февраля 2011 года, за день до того, как Хосни Мубарак покинул Египет, эта абсурдная теория получила реальное развитие. Во время выступления на Конференции консервативных политических действий в Вашингтоне Трамп намекнул, что может баллотироваться в президенты, заявив, что "наш нынешний президент вышел из ниоткуда…. люди, которые учились с ним в школе, никогда его не видели, они не знают, кто он такой. Это безумие".

Сначала я не обращал на это внимания. Моя биография была исчерпывающе задокументирована. Мое свидетельство о рождении хранилось на Гавайях, и мы разместили его на моем сайте еще в 2008 году, чтобы справиться с первой волной того, что стало называться "биртеризмом". Мои бабушка и дедушка сохранили вырезку из газеты Honolulu Advertiser от 13 августа 1961 года, в которой сообщалось о моем рождении. В детстве я каждый день по дороге в школу проходил мимо медицинского центра Капи'олани, где рожала моя мать.