Земля обетованная - Обама Барак

Что касается Трампа, то я никогда не встречался с ним, хотя смутно знал о нем на протяжении многих лет — сначала как о привлекающем внимание застройщике; позже и более зловеще — как человека, который ввязался в дело "Пятерки из Центрального парка", когда в ответ на историю о пяти чернокожих и латиноамериканских подростках, которые были заключены в тюрьму за жестокое изнасилование белого бегуна (и в итоге были оправданы), он опубликовал объявления на всю страницу в четырех крупных газетах с требованием вернуть смертную казнь; и, наконец, как телеведущего, который рекламировал себя и свой бренд как вершину капиталистического успеха и безвкусного потребления.

На протяжении почти всех первых двух лет моего правления Трамп, очевидно, хвалил мое президентство, заявив Bloomberg, что "в целом я считаю, что он проделал очень хорошую работу"; но, возможно, потому, что я мало смотрел телевизор, мне было трудно воспринимать его слишком серьезно. Нью-йоркские девелоперы и бизнесмены, которых я знал, единодушно называли его шутом, человеком, который оставил за собой след из заявлений о банкротстве, нарушенных контрактов, обманутых работников и сомнительных финансовых соглашений, и чей бизнес теперь в значительной степени состоит из лицензирования его имени на недвижимость, которой он не владеет и не управляет. На самом деле, мой самый близкий контакт с Трампом произошел в середине 2010 года, во время кризиса Deepwater Horizon, когда он неожиданно позвонил Топору и предложил мне поручить ему затыкание скважины. Когда ему сообщили, что скважина почти закрыта, Трамп переключил внимание, отметив, что недавно мы провели государственный ужин под тентом на Южной лужайке, и сказал Эксу, что он готов построить "прекрасный бальный зал" на территории Белого дома — предложение было вежливо отклонено.

Чего я не ожидал, так это реакции СМИ на внезапное принятие Трампом идеи биртеризма: насколько размытой стала грань между новостями и развлечениями, а конкуренция за рейтинги настолько ожесточенной, что СМИ с готовностью выстроились в очередь, чтобы предложить платформу для необоснованного утверждения. Этому способствовала, естественно, телекомпания Fox News, чья власть и прибыль были построены на разжигании тех же расовых страхов и обид, которые теперь пытается использовать Трамп. Ночь за ночью ее ведущие представляли его на своих самых популярных платформах. В программе "Фактор О'Рейли" на канале Fox Трамп заявил: "Если вы хотите стать президентом Соединенных Штатов, вы должны родиться в этой стране. И есть сомнения в том, родился он или нет: у него нет свидетельства о рождении". В утреннем шоу телеканала Fox & Friends он предположил, что мое свидетельство о рождении могло быть поддельным. На самом деле, Трамп так часто появлялся на Fox, что вскоре почувствовал себя обязанным подкинуть свежий материал, заявив, что в моем поступлении в Гарвард есть что-то подозрительное, учитывая, что мои "оценки были паршивыми". Он сказал Лоре Инграхам, что уверен, что истинным автором "Снов моего отца" является Билл Айерс, мой сосед из Чикаго и бывший радикальный активист, поскольку книга слишком хороша, чтобы быть написанной человеком моего интеллектуального уровня.

Но это был не только Фокс. 23 марта, сразу после того, как мы начали войну в Ливии, он появился в программе ABC "The View", заявив: "Я хочу, чтобы он показал свое свидетельство о рождении. В этом свидетельстве о рождении есть кое-что, что ему не нравится". На канале NBC, том самом, который транслировал реалити-шоу Трампа "Ученик знаменитости" в прайм-тайм и который явно не возражал против дополнительной рекламы, которую создавала его звезда, Трамп сказал ведущему шоу Today, что он отправил следователей на Гавайи, чтобы изучить мое свидетельство о рождении. "У меня есть люди, которые изучают его, и они не могут поверить в то, что находят". Позже он сказал Андерсону Куперу на CNN: "Совсем недавно мне сказали, Андерсон, что свидетельство о рождении пропало. Мне сказали, что его нет, и оно не существует".

За пределами вселенной Fox я не могу сказать, что кто-либо из журналистов мейнстрима однозначно поддержал эти странные обвинения. Все они выражали вежливое недоверие, спрашивая Трампа, например, почему он считает, что Джорджа Буша и Билла Клинтона никогда не просили предъявить свидетельства о рождении. (Обычно он отвечал что-то вроде: "Ну, мы знаем, что они родились в этой стране".) Но ни разу они просто и открыто не обвинили Трампа во лжи или не заявили, что теория заговора, которую он пропагандирует, является расистской. Конечно, они практически не приложили усилий, чтобы классифицировать его теории как выходящие за рамки бледнолицых похищений инопланетянами или антисемитских заговоров в "Протоколах старейшин Сиона". И чем больше кислорода давали им СМИ, тем более новостными они казались.

Мы не потрудились удостоить все это каким-либо официальным ответом Белого дома, не желая привлекать к Трампу больше внимания и зная, что у нас есть дела поважнее. В Западном крыле к биртеризму относились как к плохой шутке, а мои молодые сотрудники были рады тому, как ведущие ночных телепередач часто высмеивали "Дональда". Но я не мог не заметить, что представители СМИ не только заказывали у Трампа интервью; они также с упоением освещали его вылазки в президентскую политику, включая пресс-конференции и поездки в штат Нью-Гэмпшир, где проходило досрочное голосование. Опросы показывали, что около 40 процентов республиканцев теперь убеждены, что я не родился в Америке, а недавно я услышал от Экса, что, по словам знакомого республиканского опросчика, Трамп сейчас лидирует среди потенциальных претендентов на президентское кресло, несмотря на то, что не объявил о выдвижении своей кандидатуры.

Я решил не делиться этой новостью с Мишель. Одна мысль о Трампе и симбиотических отношениях, которые он установил со СМИ, приводила ее в бешенство. Она видела весь этот цирк таким, каким он был: вариацией одержимости прессы булавками с флагами и кулаками во время предвыборной кампании, той же готовностью как политических противников, так и репортеров узаконить представление о том, что ее муж был подозрительным, гнусным "другим". Она ясно дала мне понять, что ее беспокойство по поводу Трампа и биртеризма связано не с моими политическими перспективами, а, скорее, с безопасностью нашей семьи. "Люди думают, что это все игра", — сказала она. "Их не волнует, что там тысячи людей с оружием, которые верят каждому слову, которое говорят".

Я не стал спорить. Было ясно, что Трампу плевать на последствия распространения теорий заговора, которые он почти наверняка знал как ложные, лишь бы это достигло его целей; и он понял, что все ограждения, которые когда-то определяли границы приемлемого политического дискурса, уже давно сбиты. В этом смысле между Трампом и Бонером или Макконнеллом нет особой разницы. Они тоже понимали, что неважно, правда ли то, что они говорят. Им не нужно было верить в то, что я обанкротил страну или что Obamacare способствует эвтаназии. На самом деле, единственным отличием между политическим стилем Трампа и их стилем было отсутствие у Трампа тормозов. Он инстинктивно понимал, что больше всего движет консервативной базой, и предлагал это в неприукрашенном виде. Хотя я сомневался, что он готов отказаться от своих деловых связей или подвергнуть себя необходимой проверке, чтобы баллотироваться в президенты, я знал, что страсти, которые он разжигал, темное, альтернативное видение, которое он продвигал и узаконивал, — это то, с чем я, скорее всего, буду бороться до конца своего президентства.

У меня будет достаточно времени, чтобы побеспокоиться о республиканцах позже, говорил я себе. То же самое касается бюджетных вопросов, стратегии избирательной кампании и состояния американской демократии. На самом деле, из всего того, что давало мне повод для размышлений в тот день на террасе, я знал, что в ближайшие несколько недель мое внимание будет требовать одна вещь.