Бетховен и русские меценаты - Лариса Валентиновна Кириллина
По семейной традиции Броун очень рано поступил на военную службу, но ничем особенным здесь не отличился, хотя дослужился до чина полковника кексгольмского полка и бригадира, а во время царствования Павла I вступил в Мальтийский орден. 22 августа 1790 года Броун женился в Риге на Анне (Аннетте) Маргарете фон Фитингоф. Жених и невеста были близки по возрасту, они нравились друг другу, принадлежали к знатным и богатым семьям, причем состояли между собою в отдаленном родстве.
Отец Аннетты, Иван Фёдорович (Отто Герман) Фитингоф-Шель (1722–1792), сенатор и тайный советник, был не только богатым вельможей, но и известным меценатом. Он учредил в Риге немецкий театр и содержал собственный оркестр из 24 человек. Один из современников, П. А. Левашев, приехавший в 1786 году в Ригу из Петербурга, описывал, как он за три дня посетил концерт, вечер в клубе и представление комедии в немецком театре: «Всеми этими общественными собраниями и зрелищами сей город одолжен господину Фитингофу. <…> Дом его здесь первый и для всех отверстый»[125].
Некоторые из детей Фитингофа обнаружили незаурядные дарования в разных областях: Аннетта Броун, судя по всему, была неплохой пианисткой; ее сестра Варвара (Барбара) Юлиана, в замужестве баронесса фон Крюденер, сделалась знаменитой писательницей и мыслительницей мистического направления, оказавшей сильное влияние на императора Александра I в последнее десятилетие его жизни. Их брат Борис Иванович Фитингоф-Шель, напротив, проявил склонность к естественным наукам и стал известным ботаником, почетным членом Академии наук в Санкт-Петербурге.
Склонность Ивана Юрьевича Броуна к меценатству коренилась не только в его собственных художественных пристрастиях, но, как мы видим, и в семейных традициях, и в наглядном примере в лице его тестя Фитингофа.
Бетховен мог познакомиться с супругами Броун либо у графа Разумовского, либо у Клюпфеля, либо в каком-то другом аристократическом салоне. Имя Броуна и его жены значится в перечне подписчиков на Трио ор. 1, и, хотя для этого личное знакомство было не обязательно, в данном случае оно, вероятно, уже состоялось, коль скоро граф находился в Вене с конца февраля 1795 года. Наивысшей интенсивности их общение достигло, однако, в 1796–1803 годах.
Супругам Броун посвящен целый ряд ранних произведений Бетховена. По количеству названий больше посвящений – одиннадцать – адресовано лишь членам семьи Лихновских (братьям, князю Карлу и графу Морицу, их сестре Генриетте и супруге Карла – княгине Марии Кристиане), но эти посвящения охватывают куда более длительный период (1795–1814), и далеко не все произведения, посвященные Лихновским, равноценны по значительности. Рекордное количество посвящений – четырнадцать – предназначалось эрцгерцогу Рудольфу, но здесь ситуация была несколько иной: зачастую августейший ученик Бетховена учтиво намекал композитору, что желал бы получить посвящение, и отказать ему было невозможно.
Среди произведений Бетховена, посвященных супругам Броун, практически нет случайных вещей. Это либо крупные опусы, либо музыка более развлекательного плана, но очевидно связанная с личностями графа и графини и написанная специально для них.
Анне Маргарете Броун посвящены:
1. Двенадцать вариаций для фортепиано WoO 71 на тему русского танца из балета Павла Враницкого «Лесная девушка» (1796, изданы в 1797).
2. Три сонаты для фортепиано ор. 10: № 5–7 (1796–1798, изданы в 1798).
3. Шесть вариаций для фортепиано WoO 76 на тему терцета из зингшпиля Франца Ксавера Зюсмайра «Три султанши» (1799).
Графу Ивану Юрьевичу Броуну посвящены:
1. Три трио для скрипки, альта и виолончели ор. 9 (1796–1798, изданы в 1798).
2. Соната для фортепиано ор. 22 № 11 (1799–1800, издана в 1802).
3. Шесть вариаций WoO 46 для фортепиано и виолончели на тему из «Волшебной флейты» Моцарта (ок. 1801, изданы в 1802).
4. Шесть песен на стихи Кристиана Фюрхтеготта Геллерта ор. 48 (1803).
Кроме того, из воспоминаний Фердинанда Риса известно, что Три марша для фортепиано в четыре руки ор. 45 (1802–1803) возникли по заказу графа Броуна, однако были изданы в 1804 году с посвящением княгине Марии Герменегильде Эстергази. Передачи посвящений другому лицу в практике Бетховена встречались неоднократно и обычно согласовывались с заинтересованными лицами. В 1803 году Бетховен сочинил для Броуна песню «Крик перепела» WoO 129 на стихи Самуэля Фридриха Заутера, о чем свидетельствует собственноручная надпись композитора на автографе, однако из печати эта песня вышла в 1804 году по каким-то причинам без посвящения.
Мы не знаем, исходила ли инициатива появления перечисленных посвящений от композитора или от супругов Броун, но граф неизменно вознаграждал Бетховена за все музыкальные преподношения. Благодарность Броуна не всегда выражалась именно в денежных суммах. В 1796 году он порадовал Бетховена необычным подарком, который обернулся немалыми хлопотами. Об этом забавном эпизоде рассказывал Рис: «Бетховен нередко бывал очень забывчив. Однажды за посвящение Вариаций на русскую песню A-dur (№ 5) он получил в подарок от графа Броуна прекрасную ездовую лошадь. Он катался на ней несколько раз, но вскоре забыл про нее и, что было хуже, забыл, что ее надо кормить. Его слуга это вскоре заметил и начал сдавать лошадь внаем, присваивая полученные деньги, а чтобы не привлекать внимания Бетховена, долгое время не подавал ему счетов за корм. Но в конце концов, к величайшему своему изумлению, Бетховен получил огромный счет, сразу заставивший его вспомнить и о лошади, и о собственной безалаберности»[126].
В анекдоте Риса, если вдуматься, отнюдь не все комично. Вариации считались тогда милой салонной музыкой, и Бетховен вряд ли рассчитывал получить за них крупный гонорар, даже если они возникли по просьбе графини. Некоторые подобные прихоти прекрасных дам он выполнял совершенно бесплатно, из чистой любезности. «Прекрасная ездовая лошадь» выглядела явно преувеличенным эквивалентом композиторского труда, потраченного на вариации. Вместе с тем, делая такой подарок, граф Броун подчеркивал, что относится к Бетховену как к равному, поскольку содержать собственную лошадь и выезжать на ней верхом могли себе позволить лишь состоятельные аристократы. Само собой подразумевалось, что владелец породистой лошади должен был располагать местом, в котором она содержалась бы,
