Яцек Вильчур - На небо сразу не попасть

Николай говорит, что, несмотря на это, нужно пойти на вокзал, чтобы на нас не пало подозрение немцев. Мы с Николаем договорились, что и как должны говорить, если к нам прицепятся. Завтра пойдём на работу на вторую смену, причём должны говорить, что 24 декабря в полдень мы попрощались и с тех пор друг друга не видели. Николай на всякий случай рассказал об этом деле полицейскому, который уже является женихом его сестры. Полицейский советовал, чтобы мы ни в чём не признавались, так как немцы не могут знать, кто это сделал. Разве что кто-то видел и донёс.

Чувствовал опасность, грозящую со стороны украинцев — работников DRK, но должен был вчера прийти на вокзал, чтобы узнать, что там слышно. Обратил внимание, что в тот момент, когда я открыл двери котельной, высокий Янек тут же куда-то вышел. Я сообразил, что Янек мог пойти уведомить немцев. Я вышел из будки и старался как можно скорее уйти с территории DRK. Но не успел дойти до ограды, как немцы перегородили мне путь, а другие зашли сзади. Жандармы завели меня в дом, где управлял комендант Frontleitstelle.

Жандарм с бляхой на шее наклонился и сказал что-то коменданту, а тот встал и ударил меня по лицу. После этого комендант уселся и приказал мне рассказать о том, что мы делали на складе DRK и с кем. Я сообщил ему лишь своё имя и добавил, что о деле ничего не знаю. Комендант меня уже больше не бил, а жандарм сковал мне руки и завёз в войсковую тюрьму на Замарстынове. Тюрьма эта принадлежит Вермахту, и тут держат только немецких военных или солдат союзнических армий. Охранники носят форму Вермахта и регулярно передают передачи.

Сегодня меня привезли на допрос в комендатуру жандармерии на улице Баторого. Допрашивал меня седой уже, высокий полковник. Сказал мне через переводчика, что если не скажу правды, будут меня бить так, что кожа отвалится от костей.

Создалось впечатление, что мой переводчик немного по-своему переводит офицеру следствия то, что я говорю.

1943 -В ПРЕДДВЕРИИ КАЗНИ

Три раза был на следствии. Каждый раз всё начиналось одним и тем же и одинаково заканчивалось. Переводчик во время дознания бьёт меня по рукам.

Посадили меня в машину и повезли в быцирк на Казимировскую. Немногое тут изменилось на протяжении последних трёх месяцев. Начальник тюрьмы узнал меня и поприветствовал, как хорошего знакомого. Когда конвоирующий жандарм показал ему бумаги, начальник скривился. Сам проследил за формальностями, связанными с принятием, а когда меня отвели в камеру, сказал, что в этот раз мне не удастся покинуть тюрьму через главный вход.

Меня уже не впустили в камеру номер 18, в малолетку. Посадили меня в партере, в камеру номер 3- Это камера рецидивистов и заключённых, приговорённых к смерти. В камере меня приняли сердечно. Я там самый младший заключённый, и комендант камеры, Яся Жежник, обещал мне, что никогда в этой камере не буду пухнуть с голоду.

В камере сидит Ясь Папинко, который со мной ходил в одну школу. Ясь на четыре года старше меня. Год назад он около своего дома из револьвера убил двух жандармов, но немцы до сих пор его не пустили в расход. Ясь говорит, что, если просидит 13 месяцев, значит, его не шлёпнут, а отошлют в лагерь или освободят. Семья Яся пихает золото и доллары гестаповцам на Пелчинской, и поэтому Гестапо задерживает расстрел.

Ясь уже старый и любимый другими заключёнными. Кроме того, он сильный, а его родители пользуются уважением всей голытьбы Клепарова. Яся защищает меня и блюдёт мои интересы в камере. Сокамерникам рассказывал о благородном происхождении моей мамы и о военной службе отца.

Охранник рассказывал, что сегодня немцы вывезли в Винники взбунтовавшееся венгерское подразделение и там расстреляли из пулемётов. Венгров раздели в казармах Вермахта на Клепарове и повезли на пески полуголыми. На обратной дороге немцы застрелили паренька, который запрыгнул в кузов и хотел украсть пару венгерских ботинок.

На Яновской улице немцы обнаружили тайную типографию. Возле машины застрелили женщину-наборщицу, а потом расстреляли домоуправляющего, его жену и шурина.

Вчера нам целый день не давали есть, поскольку заключённый из другой камеры ударил в лицо охранника и выбил ему зубы. Начальник тюрьмы сказал, что в качестве наказания заключённые на протяжении двух недель не будут получать передач, причём как из дома, так и из опекунского совета.

Охранник сказал нам, что такого количества раненых солдат, как сейчас, через Львов ещё никогда не провозили. Охранник говорит также, что немцы перевозят уничтоженную технику. Во Львове сейчас очень много войсковых госпиталей, потому что раненых уже нельзя завозить в Германию. Почти каждый день железные дороги, мосты и города подвергаются бомбардировкам русских и англичан.

Немцы объявили, что если кто-то предоставит укрытие сбитому пилоту, то его расстреляют, а дом его сожгут. Охранник рассказывал, что после того, как подбили русский самолёт над Брюховичами, немецкая полиция нашла в лесу парашют и при помощи собак начала искать пилота. Поскольку немцы никого не нашли, то сожгли пансионат, который стоял в лесу недалеко от места, где приземлился лётчик.

Сегодня немцы привезли к нам заключённого после следствия. Заключённый был избит и окровавлен, к вечеру он умер.

Ночью освободили одну камеру в подвале, которая до того служила для отбывания заключёнными дисциплинарных наказаний. Два часа спустя в камеру привезли итальянских офицеров. Итальянцы получают неплохое питание, и им можно в камере курить сигареты. Пошмецюх говорит, что не хотел бы получать этого питания и оказаться в шкуре итальянских офицеров. Начальник заявил, что каждый, кто попробует контактировать с офицерами, поедет ближайшим же поездом в концентрационный лагерь.

Итальянцы хотели дать нашим заключённым сигареты, но охранники не позволили, а наших заключённых переместили на 2 этаж.

Сегодня в женской камере умерла молодая девушка, которую немцы держали под следствием на пл. Галицкой. Её подозревали в систематическом саботаже на почте. Тело девушки начальник сказал положить в свободной камере возле прачечной.

За итальянцами сегодня ночью приехали эсэсовцы, велели им раздеваться в коридоре и завезли в соседние Бригидки, где 11 офицеров расстреляли.

До меня сегодня довели акт обвинения. Он составил семь страниц машинописного текста на немецком языке. Я немного знаю этот язык, но если бы не помощь политического заключённого в камере, то я понял бы не всё. В акте перечислены обвинения против меня и против ребят из нашей компании. Возле каждого обвинения поставлен соответствующий параграф. Заключённый, который помогал мне переводить акт, насчитал аж три параграфа, грозящие смертной казнью.