Елизавета Федоровна - Дмитрий Борисович Гришин
Остаток медового месяца молодожены провели в подмосковном Ильинском, доставшемся Сергею по наследству от матери. «Здесь так хорошо, что трудно описать, – признался он в письме другу, – а главное – быть с дорогой женой далеко от всех отвратительных дрязг придворной жизни». Элла нашла усадьбу восхитительной. Отдохнув на природе после всего недавно пережитого, Великая княгиня сосредоточилась на будущем. «Пусть Господь покажет мне путь, – написала она здесь королеве Виктории, – как всегда делать хорошее тем, кого я люблю, и как держаться правильного пути, и чтобы быть такой хорошей и простой, какой Вы и мама желали бы».
* * *
Как уже говорилось, в Петербурге чета поселилась в Сергиевском дворце, ранее носившем имя своих прежних хозяев – князей Белосельских-Белозерских (так же его именуют и сегодняшние путеводители). Рядом располагалось старинное Троице-Сергиево подворье, что было очень важно для Великого князя, а священники подворья приглашались им служить в его собственную домовую церковь Рождества Христова. Оформленная по желанию владельца в русском стиле, она была заново освящена в год его новоселья. Большое значение имела и близость к Аничкову дворцу (напротив, на другом берегу Фонтанки), где нередко жила Императорская семья. Другим фасадом дом выходил на Невский проспект, а угол здания смотрел на Аничков мост со знаменитыми конями К. Клодта. Что и говорить, дивное место!
Внутренние помещения были со вкусом выдержаны в стилях барокко и рококо. На площадке парадной лестницы (с монограммами Сергея Александровича на перилах) огромное изящное зеркало предлагало посетителю поправить туалет. Если приезжий попадал в столовую, то не мог не прийти в восторг от ее вида. Залитая светом, с ореховым потолком и инкрустированными ценной древесиной филенками, она отличалась уютом, а мозаичные панно – натюрморты придавали ей особенный шарм. В верхней части камина помещалось распятие.
Приглашенному в главный зал приходилось подняться в бельэтаж. В фойе его внимание сразу привлекали русские портреты XVIII века и картины итальянских художников. В самом же зале между арками и кариатидами размещалось множество больших зеркал, создающих причудливую игру света, особенно во время проводимых здесь балов. «Думаю, Ее Высочество достойна того, чтобы быть отраженной миллионы раз», – заметил хозяин в ответ на похвалу интерьера. Зеркала были и почти во всех апартаментах. В Белой гостиной они отличались самым пышным обрамлением, и здесь же, на боковых стенах, присутствовал другой знак внимания к хозяйке дома – портреты ее родителей, привезенные из Дармштадта.
Покои Великой княгини в стиле рококо напоминали гостиные загородных императорских дворцов. Наиболее торжественно смотрелась Малиновая зала с огромным угловым окном. Приемная Елизаветы выглядела скромнее – главными украшениями комнаты были позолоченная бронзовая люстра с фигурками ангелов и панно «Праздник Венеры» над камином. Живопись наполняла и кабинет Великой княгини, сильно отличавшийся от остальных помещений. Никакой парадности, никакого блеска, никаких причуд. На первый взгляд он даже удивлял какой-то хаотичностью, но при более внимательном рассмотрении в нем угадывался так называемый английский стиль, давно привычный и комфортный для Елизаветы. Глубокие мягкие кресла и диваны с обивкой разных цветов и рисунков, тяжелые портьеры, раскидистая пальма возле окна, ширмы, разные безделушки на письменном столе – все это при очевидной тесноте создавало неповторимый уют, в убранстве чувствовалось нечто домашнее и глубоко личное.
Задержимся здесь чуть подольше, ибо в деталях такого уголка можно порой увидеть то, что расскажет о его обитателях гораздо больше, чем всевозможные документы. Судя по всему, Элла еще во многом была привязана к старому окружению: викторианский дух чувствуется в обстановке, не давая полностью расстаться с минувшим. И вместе с тем элементы новой жизни постепенно проникали в ее мир, а собственное прошлое все теснее переплеталось с тем, что было памятно и дорого для «милого Сержа». Вот и наглядное подтверждение. На стене кабинета, среди прочих картин, выделяется одна, явно имеющая особое значение, ибо только к ней подведен кронштейн с лампой для вечерней подсветки. В чем же ее ценность? Может быть, это шедевр прославленного живописца с мировым именем? Или удачно приобретенное полотно модного художника, за которым гоняются заказчики?
Нет! Перед нами довольно скромный пейзаж Федора Васильева «Эриклик. Фонтан», написанный в окрестностях Ялты, где для больной императрицы Марии Александровны была создана небольшая «санатория». Сюда, в приют тишины и покоя, она приезжала, спасаясь от многочисленных гостей в Ливадии и стремясь найти среди полудикой природы столь желанное уединение. Сюда же так любил приходить и Сергей, чтобы почитать с милой матушкой книги, попить чай или погулять возле дома. Никогда не повторится это счастье, но пейзаж в комнате жены время от времени воскрешал те блаженные дни и помимо грусти дарил проникающую сквозь время поддержку. Представим себе, как в петербургских сумерках, зайдя к супруге, Сергей видел выхваченную из полумрака подсветкой частицу своей прошлой счастливой жизни… Залитые солнцем горы, голубая бухта, маленькая лужайка, клумба, фонтан. И на душе становилось лучше, чище. Такие эмоции, несомненно, были видны и приятны Елизавете, она понимала мужа, но это оставалось их маленькой семейной тайной, недоступной даже самым близким визитерам.
Принимать же гостей супругам доводилось часто. Родственников, сослуживцев Великого князя по полку, сановников, аристократов. Вопреки опасениям Сергея его жена быстро усвоила правила новой жизни. Роскошь двора, почести и светская суета, конечно, утомляли. Однако она не была склонна игнорировать условности окружавшего общества, не пренебрегала его нормами, не пряталась от испытующих взоров. Напротив, став русской Великой княгиней Елизаветой Федоровной, Элла с достоинством исполняла обязанности супруги царского брата, чем очень помогала мужу.
Круг многочисленных дел, прежде всего, требовал соблюдать правила придворной жизни. Блистать на балах, делать визиты, поздравлять и отвечать на поздравления, быть гостеприимной хозяйкой. Следовало помнить массу имен, титулов, должностей, дат предстоящих событий. На первых порах приходилось вникать и в детали туалетов – в чем надо появляться на том или другом мероприятии, какие цвета и фасоны сейчас приняты, где лучше заказать новые платья. Разобраться в «дамских» вопросах Елизавете помогала императрица.
Фамильные обеды в Аничковом дворце сменялись посещением Гатчины, где часто жил император и где у Сергея Александровича имелись собственные комнаты. За дипломатическими приемами и гвардейскими парадами следовали бесконечные праздники столичного света, самая мощная волна которых накрывала Петербург с наступлением Рождества и Нового года. Утром 1 января, облачившись в придворное платье со шлейфом, Елизавета Федоровна с кем-то из фрейлин выезжала в Зимний дворец. По окончании церковной службы, совершенной там для Царской семьи,
