Дед Мавр - Александр Евгеньевич Миронов
Вот тут-то и произошло событие, открывшее экипажу глаза на «чудо», спасшее всех нас и всех пассажиров вместе с пароходом от казавшейся не минуемой гибели! Ведь если бы не прекратилась течь в днище, мы смогли бы продержаться на поверхности бушующего штормового моря еще часа три-четыре, не больше! Продержаться, и — всем и всему конец!
А стоим в Архангельске, на Северной Двине, у стенки судоремонтного завода «Красная кузница»… И в самом разгаре ремонт на палубе и в машинном отделении… И начался ледоход… Закончится, и нас поставят в док для осмотра и для ремонта подводной части судна…
Не успели поставить. Метровой толщины льдины, влекомые быстрым течением реки, терлись и терлись о стальную обшивку, набивались под днище, слой за слоем сдирая морские водоросли и глыбы камня, под напором забортной воды у берегов Шпицбергена закупорившие, как пробки, все пробоины. Закупорили, и течь прекратилась. А стоило северодвинскому ледоходу сорвать их, и наш пароход тихохонько, плавно опустился на, к счастью, не глубокое в этом месте дно реки…
Поднять его и отбуксировать в Лайский док для капитального ремонта не составило большого труда. Туда и принес однажды корабельный «почтарь» несколько экземпляров московской газеты с разверстанным на подвал очерком «Судно не бросим!».
И в тот же день один экземпляр, с моей короткой припиской, отправился на Ново-Московскую улицу в Минск.
Ответ пришел неожиданно быстро, всего лишь через десяток дней. И тоже короткий, как телеграмма. Ни обязательных для начала «Здравствуй, газету получил», ни вежливых в конце «Желаю тебе…», а предельно ясно:
«Интересно, но суховато. Есть замечания. Выскажу, когда приедешь».
И даже подписать не захотел!
С самого первого письма повелось в нашей с ним переписке: никаких посторонних, «лирических» отступлений, ни слова, не имеющего непосредственного отношения к вопросу, к делу, о которых в письме ведется речь. Будто и не письмо это, а продолжение разговора, начатого или минуту, или месяцы назад. Впрочем, и в разговорах так всегда бывало: дни ли не виделись или годы, а встретимся, и первые же фразы, интонация их, произносятся и звучат так, как звучали и произносились бы считанные минуты назад.
Очень хотелось поехать, наговориться и наоткровенничаться, выслушать замечания и, может быть, советы. Не получилось: в самом начале лета, в июне, вызвали в Управление Архангельского отделения Главсевморпути и предложили пойти матросом первого класса на пароход «Челюскин».
Дух захватило от радости: в прошлом году весь мир следил за героическим плаванием ледокольного парохода «Сибиряков» из Архангельска во Владивосток по всему Великому Северному морскому пути. Наших архангельских хлопцев-«сибиряковцев» наградили орденами Трудового Красного Знамени. А ныне экипажу «Челюскина», не ледокольного, а обыкновенного парохода, предстояло закрепить их победу в Арктике, тем самым доказав, что Северный морской путь доступен и проходим в течение одной навигации и для обычных транспортных судов.
В конце июня группа моряков-архангелоградцев во главе с капитаном Владимиром Ивановичем Ворониным отправилась в Ленинград. По многочисленным прежним походам в Арктику, особенно по прошлогоднему походу «Сибирякова» ледового капитана Воронина, выходца из потомственной семьи беломорских мореходов, знал к тому времени буквально весь мир. Теперь ему предстояло командовать и нашим судном, «Челюскиным», по заказу Советского правительства построенным на верфи судостроительной фирмы «Бурмейстер ог Вайн» в Дании. Начальником экспедиции, как и на «Сибирякове», шел известный ученый, профессор Отто Юльевич Шмидт. Очень хотелось рассказать о них Ивану Михайловичу хотя бы в коротеньком письме, но удержался: какой смысл, если год назад о том и другом подробно сообщали все газеты. И вместо этого решил с первого до последнего дня плавания вести дневниковые записи, чтобы потом предъявить их на суд Янке Мавру.
Они и сейчас хранятся у меня: три самодельные тетради, исписанные химическим карандашом. А в них…
Ленинград. Торжественный, многолюдный митинг на Невском причале, прощание с трудящимися города Ленина, провожающими «Челюскин» в далекий арктический рейс…
Копенгаген. Непродолжительная стоянка в порту, во время которой судостроители-датчане устранили неисправности и недоделки, обнаруженные при ходовых испытаниях судна…
Мурманск. Погрузка экспедиционного снаряжения, научного оборудования и двухгодичного, на случай вынужденной зимовки, запаса продуктов… Прибытие научных работников экспедиции, а также группы зимовщиков-полярников и строителей, которых мы должны доставить в восточный сектор Арктики — на остров Врангеля… Сердечные проводы уходящего в море «Челюскина» мурманчанами под неумолчный рев гудков всех кораблей, стоящих на рейде…
Баренцево море. Быстрый переход от Кольского залива до Новой Земли и, через пролив Маточкин Шар, дальше на восток, в заполярные просторы Арктики…
Карское море. Тяжелая, изнурительная битва судна с многолетними, так называемыми, паковыми льдами… Первые вмятины, первые трещины в обшивке носовой части корпуса парохода, которую, как теперь выяснилось, датчане построили из усталого металла… Появление еще одного «челюскинца»: у супругов Васильевых, будущих зимовщиков, родилась дочь, в честь Карского моря названная Кариной…
Пролив Вилькицкого. Сюда нам пробил дорогу сквозь льды подоспевший на выручку ледокол «Красин»… Встреча с караваном морских судов, направляющихся в устье полноводной Лены за драгоценной сибирской древесиной…
Море Лаптевых. Ни единой льдины, вместо них — свирепый шторм, многометровой высоты волнами слизавший с палубы сотни тонн корабельного топлива — каменного угля…
Чукотское море. Ледовая ловушка, в которую угодил «Челюскин», успевший к этому времени обломать лопасти гребного винта и получить многочисленные пробоины в корпусе… Бесконечный, изматывающий душу и силы дрейф в непреодолимых льдах… Стоянка неподалеку от острова Колючин и безрезультатные попытки вырваться из ледяного плена… Прощание с группой товарищей, которых Отто Юльевич Шмидт отправляет на собачьих нартах чукчей в поселок Уэллен, где их возьмет на борт один из проходящих мимо кораблей.
Берингов пролив. Наперекор всему — победа!.. Вместе со льдами нас выносит дрейфом за пределы Чукотского моря!.. Весь Северный морской путь остался позади, а значит, мы доказали, что он и для транспортных судов в течение одной навигации преодолим!
И снова Чукотское море. «Челюскину» не удалось вырваться из центра сковавшего его ледяного поля… Тем временем сильный ветер начал дуть с юга, направление дрейфа изменилось, и судно вместе со льдами погнало, поволокло назад на север…
Наконец — зимовка. До острова Врангеля мы так и не добрались… Не смог оказать нам помощь и ледорез «Литке»… Наступила суровая арктическая зима… Начались чудовищной силы сжатия льдов, во время которых трещали и прогибались шпангоуты, с винтовочным грохотом вылетали заклепки из пазов стальной обшивки корпуса…
13 февраля 1934 года. Тусклый, серый, с очень сильным ветром морозный день… Очередное сжатие… Весь левый борт парохода в несколько минут разорвало напором многометровой толщи льда, словно был не из стальных
