Время собирать груши - Михаил Яковлевич Грушевский
Потом она пришла на Первую всесоюзную программу с идеей телевизионной программы, и сначала она называлась «Аншлаг, аншлаг» – в два слова. И это был прорыв, потому что это было свежо, очень ново, она там сначала была в тени, за кулисами, подходила с микрофоном к участникам концерта и брала какие-то заготовленные интервью.
Чтобы было понятно: «Вокруг смеха» – это была программа больше не про артистов, а про писателей. В «Вокруг смеха» выступали больше не артисты разговорного жанра, а писатели-сатирики: Веселовский, «Литгазета», «Рога и копыта», писатели, Семен Альтов, и Жванецкий там изредка появлялся, и другие. Ведь Сан Саныч Иванов – он же литератор все-таки, а не артист. А Регина Дубовицкая подарила стране актерскую программу. Она презентовала Мишу Евдокимова и Яна Арлазорова, и Ефима Шифрина вывела на телевизионную публику, и Кларочку Новикову. Да, где-то они и сами участвовали, в каких-то отдельных программах, но это была регулярная программа, которую смотрела вся страна. И в программе все были: и Хазанов, и Жванецкий, и Задорнов. А Задорнов вообще вел первые выпуски «Аншлага».
А потом началось то, что я называю «элементом наркотика», когда ты в кадре и отучиться от этого невозможно. И в какой-то момент произошло вторжение в публичное пространство. Но публика устроена так – она быстро подсаживается, и с какого-то момента произошло как Ленин и партия – близнецы-братья, так и «Аншлаг» с Региной стали близнецами-братьями. Но заслуги у нее колоссальные: она находила артистов и авторов. Регина была фанатиком этого дела.
Когда наступает момент отторжения? Это поди – почувствуй. Сейчас программа «Аншлаг» не умерла официально. Да, кто-то ушел, кого-то не стало. Но приходится констатировать: с определенного момента «Аншлаг» перестал быть программой безоговорочного знака качества.
Я провел там несколько лет и очень многому научился, в том числе у своих старших коллег. У меня не было фундамента актерского образования, и мне ничего не оставалось делать, как учиться живьем, на ходу, поэтому для меня это был бесценный опыт. Зато теперь я умею хоть сто раз кряду органично расхохотаться над одной и той же шуткой, потому что, когда снимали сценки, Регина из-за своего перфекционизма требовала все время бесконечного количества дублей, и когда одну и ту же шутку ты слушаешь в сотый раз, а все равно нужно хохотнуть, это, поверьте, хорошая школа. Мне можно сейчас один анекдот рассказать восемь раз подряд, и я каждый раз буду искренне смеяться.
Кстати, если вспомнить ту историю с верблюдом, то перфекционистка Регина на нем много раз выезжала, хотя сцена уже и с первого раза удалась и все уже хорошо. И верблюд споткнулся уже на пятом или даже седьмом дубле. Ее увезли в больницу, а вечером по плану – сценка у костра, посиделки, анекдоты, песни… Там Розенбаум специально приехал, Лев Валерьянович, Игорь Николаев. И вот мы сидим, то поем, то шутки шутим. И Винокур рассказывает: «Помню, мы с Лёвкой прилетели, да, потрясающая история… А Лёвка говорит…» Дико было смешно, и мы хохотали. А Регина вдруг заявляет: «А давайте еще один дублик». И опять: «Мы с Лёвкой прилетаем…» Мы второй, пятый, седьмой раз хохочем. А она: «Давайте еще один дублик». И тут Винокур не выдержал: «Девушка, ну вы как будто с верблюда грохнулись!»
Мы смеялись, а она потом нарезала этот хохот на все байки и истории. Вот это Регина умела делать. Она склеивала и потом размещала все равномерно. Не подставляла артистов, она очень трепетно к ним относилась. Если прозвучала со сцены шутка, то телезрители должны услышать хохот. А иначе – артист плохой. Но это был не искусственный смех. Это был смех, снятый на концерте. Если на каком-то концерте она отсняла тонну смеха, то она могла потом его равномерно распределить еще на сто лет вперед. Но это был честный смех, который шел из зала, а она его потом так уплотняла, концентрировала, что каждый артист был просто обложен смехом. У нее никогда не было тишины, даже если человек провалился (а бывало и такое, ну, не зашел номер).
Мои опыты в кино
Мой опыт в кино долгое время ограничивается тем, что в последней комедии Леонида Гайдая «На Дерибасовской хорошая погода…» я озвучивал Леонида Куравлева, который играл роль М.С. Горбачева. Причем на момент съемок он был еще действующим президентом, а пока фильм закончили, Советский Союз уже успел распасться…
Кстати, Леонид Вячеславович Куравлев действительно внешне похож на Михаила Сергеевича. А вот голос у него совсем другой, и поэтому озвучивать президента пригласили меня. Говорят, что Горбачев фильм смотрел и был в восторге от того, как мы его образ воплотили.
Если честно, это просто феноменально. Я вообще, приближаясь к своему 60-летию (не бог весть какой эпохальный рубеж, но раньше, по молодости, вообще этого не понимал), вдруг осознал, что сталкивался с великими людьми. Например, приехал на какую-то телевизионную съемку, а там сидит Иннокентий Михайлович Смоктуновский. И мы за одним столом, и снимается передача «Под знаком Зодиака». А вот мы с Евгением Александровичем Евстигнеевым вдруг оказались вместе. В другой раз с Евгением Павловичем Леоновым выехали в какое-то дальнее Подмосковье, два часа в машине в один конец. А тут с Юрием Владимировичем Никулиным поехали. Или как-то летели с Михаилом Александровичем Ульяновым. Я даже порой не до конца понимал, насколько феноменально то, что творилось и творится в моей жизни…
Упомянутая поездка с Евгением Павловичем Леоновым – отдельная история. Концерт должен был состояться в дальнем Подмосковье, и это был, наверное, 1991 год. То есть это было точно после того, как Евгений Павлович вернулся из Германии, где он пережил клиническую смерть, как он сам говорил, где его с того света вернули. В общем, он не просто вернулся, а врачам удалось его спасти, и он снова вышел на сцену, играл спектакли.
Я видел его в «Поминальной молитве», где он играл Тевье-молочника. Гениально играл…
А этот концерт был в очень дальнем Подмосковье, и организаторы мне сказали: «Вы знаете, у вас будет одна машина на двоих с Евгением Павловичем Леоновым. Мы вас заберем из дома, а потом вам нужно будет заехать на улицу Чехова, со служебного
