Неслучайные встречи. Анастасия Цветаева, Набоковы, французские вечера - Юрий Ильич Гурфинкель
Неизвестно, как долго еще продолжалось бы путешествие Петра по Европе. Из Австрии он собирался ехать в Италию, а после во Францию. Вполне возможно, вояж затянулся бы еще года на полтора. Но неожиданно Петру пришло известие из Москвы об очередном восстании стрельцов. Поездку пришлось прервать и срочно возвращаться в Россию…
Как относилась Анастасия Ивановна к роли Петра Первого в преобразовании России? В Голландии мы обсуждали это не один раз. Да, Петр построил Петербург. Но какой ценой? Сколько жизней было положено! Зачем насаждал употребление табака и крепкого алкоголя, из-за чего в России на многие годы утвердилась разрушительная традиция пьянства?
Я возражал ей в том смысле, что Петр совершил невероятное, с нуля построил город, свой Амстердам на Неве. Ввел законы, поскольку никаких понятных для всех установлений в ту пору не было. А, чтобы народ развлечь, специальным постановлением ввел новогодние праздники с елкой, с умыслом приобретал для кунсткамеры «собрание птиц, рыб, уродов и анатомические препараты».
К большому огорчению современников, а в ряде случаев дело доходило и до бунтов, Петр ввел в обиход забавы, каких на Руси до этого не было (порочные, как мы теперь понимаем), – курение табака и потребление алкоголя, от которого, как известно, земля под ногами начинает забавно вращаться, а казна успешно пополняться.
Да, согласна, пылко возражала Анастасия Ивановна, России нужен был флот, выход к Балтийскому морю, новые, как вы говорите, военные технологии. Но неужели нельзя было это сделать по-другому, не обесценивать до такой степени человеческую жизнь?
Что тут можно сказать? Спустя несколько столетий, уже в иные, казалось бы, более гуманные времена, ей довелось своими глазами увидеть, как человеческая жизнь не ставится «ни во грош». Что же говорить о нравах восемнадцатого века…
«Став главою новых идей, – писал А.С. Пушкин о Петре, – он, может быть, дал слишком крутой оборот огромным колесам государства». Этим, наверное, многое объясняется.
Из тех сказочных уголков зазеркалья, которые А.И. увидеть не довелось, – университетский госпиталь в Утрехте. В этом городе, некогда столице, объединившей Нидерланды в единое государство, мы оказались по приглашению Галины Левитиной, большой поклонницы Анастасии Ивановны.
Сидя на сцене рядом с ней, сквозь ослепительный свет юпитеров, падающий слева и справа, я почему-то видел только Татьян, сидевших близко к сцене. Все остальное зыбилось, терялось, пропадало среди ярких бликов. Но Галину Левитину, жадно ловившую каждое ее слово, как оказалось, я тоже запомнил, и, когда мы познакомились, мне показалось, что я ее уже где-то встречал.
Галина преподает английский. Каждый день ей приходится ездить за пятьдесят километров от Утрехта. Анастасия Ивановна тепло написала о ней в своем очерке «Моя Голландия».
В один из вечеров Галина позвала своих знакомых, среди которых оказалась ее приятельница, врач, заведующая отделением интенсивной терапии в местном университетском госпитале. По ее приглашению на следующий день мы должны были отправиться туда, познакомиться с голландской медициной.
Однако утром все изменилось. Анастасия Ивановна предпочла остаться дома, отдохнуть, привести свои записи в порядок. А я решил все-таки съездить посмотреть госпиталь еще и на тот случай, если обстоятельства вдруг так сложатся, что придется к ним обратиться за помощью.
Это была удивительная экскурсия.
Сам семиэтажный госпиталь размером с квартал стоит, как огромный прогулочный океанский лайнер, накрепко пришвартованный к берегу. Здесь в общей сложности работают около десяти тысяч человек, включая врачей, медсестер, вспомогательный персонал, а также персонал специального исследовательского центра.
На входе мы благополучно миновали двух немолодых вооруженных охранников (бывших полицейских, как подсказала моя провожатая, с настоящими пистолетами в кобурах).
Внутри на первых этажах госпиталь мало чем напоминает медицинское учреждение. Здесь светло, нарядно, скорее, похоже на продолжение торговой городской улицы.
Конечно, многое из того, что довелось там увидеть, мне не было в диковинку. Мониторные системы наблюдения за работой сердца, аппараты для кардиостимуляции, новейшие машины для искусственной вентиляции легких – все это я уже видел в Москве, в том числе и в клиниках, где мне доводилось работать.
Но здесь, в Утрехте, приятно поразила слаженность, разумно организованная работа персонала. Врачам не приходится тратить слишком много времени на писанину. Это делают специально подготовленные медицинские сестры.
Санитары здесь, как правило, крепкие мужчины, которые не затрудняются при необходимости переложить беспомощного человека с носилок на кровать или доставить его на исследования в другие отделения.
Если пациент в состоянии передвигаться, ему не возбраняется добрести до кафе или ресторанчика, где он может посидеть с друзьями или встретиться с родственниками, которые приходят его навестить. Здесь же рядом располагаются магазины, где можно приобрести миниатюрные кассетные проигрыватели, наушники к ним. Музыка на все вкусы – от рока и джаза до классических опер.
А еще цветочные лавки, лавки с журналами и газетами. Книжные магазины с литературой на разных языках.
В госпитале длиной в квартал для развлечения и отвлечения от грустных мыслей, неизбежных в больнице, предусмотрены совершенно неожиданные уголки, поражающие воображение.
Подобно участникам древнегреческих мистерий, мы шли по госпиталю, и каждый новый поворот вызывал изумление.
Вот в полутьме коридора вдруг справа от вас ярко высвечивается ниша, где за толстым стеклом размещена операционная начала XX века с характерным для того времени оборудованием. Вокруг стола под лампой, отбрасывающей яркое пятно света на операционное поле, застыли в разных позах фигуры врачей и медицинских сестер с крахмальными головными уборами, делающими их похожими на католических монахинь. Казалось, стоит только отойти, – и через секунду-другую немая сцена оживет, операция продолжится в прежнем высоком темпе уже в наше отсутствие. Хирургам в те времена приходилось работать быстро, от этого зависела жизнь пациента – эфирный наркоз во время операции был небезопасен и только начинал входить в практику.
Невозможно было оторваться от толстого стекла, отделявшего ту давно ушедшую и так реалистично воссозданную жизнь. И мнится, будто не составит труда раздвинуть стекло, шагнуть внутрь и оказаться там, в начале прошлого века, молниеносно подать хирургу скальпель… Операционная сестра уже держит наготове кровоостанавливающие зажимы, чуть съехавший набок ранорасширитель поправляет ассистент. Он стоит почти спиной к зрителю. В слегка разъехавшиеся полы длинного, с тесемками халата можно увидеть подтяжки, удерживающие выше талии добротные, в пунктирную полоску брюки. А ниже – высоко зашнурованные темные ботинки. Где-то я уже встречал эти крупные черты лица, круглые очки в роговой оправе, дужки которых связаны сзади резинкой, чтобы
